Прощай, красавица

Продавец обслужил еще несколько человек. Сам не знаю, зачем я сунулся к нему. Такое уж у него было лицо. Подошла юная парочка в шортах, купила сосиски и вразвалку удалилась, парень обнимал девушку, и они кормили сосисками друг друга.

Продавец высунулся, подался вперед и смерил меня взглядом.

– Мне сейчас полагалось бы насвистывать «Розы Пикардии»[20], – сказал он и сделал паузу. – Это удовольствие будет стоить денег.

– Больших?

– Полста, не меньше. Разве что пригодитесь для чего-то.

– Когда-то это был хороший городок. Тихий.

– Небось думали, он и сейчас такой, – проворчал продавец. – А зачем меня спрашивать?

– Не представляю, – сказал я и бросил на прилавок долларовую бумажку. – Сунь в кассовый ящик. Или насвистывай «Розы Пикардии».

Продавец взял ее, свернул вдоль, потом поперек, затем перегнул еще раз. Положил на прилавок и щелчком среднего пальца пустил в меня. Свернутая купюра ударилась мне в грудь и беззвучно упала на землю. Я наклонился, поднял ее и быстро оглянулся. Но позади меня не было никого, похожего на ищейку.

Я оперся о прилавок и снова положил на него доллар.

– Люди не швыряют мне деньги, – сказал я, подражая голосу продавца. – Люди мне их дают. Вы не против?

Продавец взял доллар, развернул и отер о фартук. Нажал кнопку кассы и бросил в ящик.

– Говорят, деньги не пахнут, – сказал он. – Даже странно.

Я промолчал. Еще несколько человек купили сосиски и отошли. Вечер быстро становился прохладным.

– На «Королевскую корону» соваться не стоит, – сказал продавец. – Там одна шантрапа. Вы похожи на сыщика, но это уж ваше дело. Плавать, надеюсь, умеете.

Я ушел, недоумевая, зачем было подходить к нему. Действуй по наитию. Действуй по наитию и попадай впросак. Потом приходи в себя с полными штанами наития. Не заказывай чашки кофе без того, чтобы закрыть глаза и наугад ткнуть пальцем в меню. Действуй по наитию.

Я походил, пытаясь обнаружить за собой слежку. Потом стал искать ресторан, где не пахло бы горячим жиром, и нашел с красной неоновой вывеской и баром за камышовой шторой. Женоподобный красавчик с крашеными волосами склонялся над большим пианино, сладострастно касался клавишей и пел «Лестницу к звездам»[21], промахиваясь мимо половины ступеней.

Я проглотил сухой мартини и поспешил в обеденный зал.

Обед за восемьдесят пять центов напоминал вкусом подметку, вид у официанта был такой, словно за четвертак он избил бы меня, за доллар перерезал бы мне горло и за полтора утопил бы труп в море, замуровав его в бочку с цементом, – за полтора доллара плюс налоговый сбор.

35

Путешествие за четвертак было долгим. Водное такси, старый, подкрашенный и на три четверти остекленный катер, проскользнуло между стоящими на якоре яхтами и обогнуло конец волнолома. Внезапно ударила волна, и катер заболтался, как пробка. Но ранним вечером ме́ста для страдающих морской болезнью было много. Все общество состояло из трех парочек, водителя и человека бандитского вида, сидящего с наклоном влево, потому что в правом кармане у него была черная кожаная кобура. Едва мы отошли от берега, парочки начали целоваться.

Я глядел на удаляющиеся огни Бэй-Сити и старался поменьше вспоминать о своем обеде. Рассеянные точки света слились и превратились в усеянный драгоценностями браслет, выставленный на витрине ночи. Вскоре яркость их поблекла, и они превратились в мягкий оранжевый отсвет, то и дело скрывающийся за гребнями зыби. Ровная, без барашков пены, зыбь нещадно раскачивала нас, и я радовался, что не запил обед тамошним виски. Такси скользило вверх и вниз с какой-то зловещей плавностью, словно танцующая кобра. Воздух был пронизан холодом, сырым холодом, который морякам не удается изгнать из суставов. Слева красные неоновые огни «Королевской короны» тускнели и затягивались скользящими черными тенями моря, потом снова ярко вспыхивали.

Мы прошли мимо нее на большом расстоянии. Издали она выглядела великолепно. Над водой неслись легкие звуки музыки, а музыка над водой не может не быть восхитительной.

«Королевская корона» стояла на своих четырех якорях твердо, как волнолом. Сходни ее были освещены, словно театральный подъезд. Потом свет поблек вдали, и из темноты стало вырисовываться другое судно, постарше и помельче. Разглядывать на нем было почти нечего. Перестроенный сухогруз с грязной, поржавевшей обшивкой, надстройки его были срезаны до уровня шлюпочной палубы, над ним высились две приземистые мачты не выше радиоантенн. На «Монтесито» тоже горел свет, и музыка плыла над черным морем. Парочки перестали целоваться, уставились на судно и захихикали.

Такси описало широкий круг и, накренясь настолько, чтобы перепугать пассажиров, мягко подошло к пеньковому кранцу вдоль борта. Мотор замолк и дал в тумане обратную вспышку. Луч установленного на судне прожектора неторопливо описал круг радиусом футов в пятьдесят.