Прощай, мое мужество

Стоявший около связистов Маркусин выслушал мой доклад и затем полез во внутренний левый карман камуфляжа. Достав оттуда титановую пластину от броника, он бросил ее связистам.

- Ну всё теперь!… Война кончилась. Пора возвращаться к мирной жизни.

- А зачем пластина? - спросил я его, прикидываясь наивным лейтенантом.

- Ну как?! Чтобы сердце прикрыть от снайпера. - Недоуменно ответил Маркусин.

- Снайпера стараются в голову попасть, чтобы наверняка. - стал серьёзно объяснять я. - Или в живот. А бабы - снайперши первую пулю обычно в пах засаживают, чтобы помучился перед смертью.

Комбат посмотрел вертикально вниз:

- Это по яйцам что ли?

- Ну а куда же ещё? - ухмыльнулся я. - А вторую потом уже в голову вгоняют.

Маркусин лишь озадаченно сплюнул:

- Бывают же такие стервы…

В столовой я опять увидал своего земляка. Он уже съездил на опознание трупов погибших неделю назад вертолетчиков.

- Этот грузовой "Иж" с трупами стоял как раз напротив БМП, когда ее подбили. Она вся дотла сгорела, а жар от нее такой был, что трупы в ижевском кузове аж обгорели. Ну еще и неделю на такой жаре пролежали. Еле опознали некоторых. Я своего соседа только по желтым ботинкам опознал.

- А в беемпешке кто-то был? - спросил сидящий рядом доктор. - Там же один майор был внутри?

Капитану не очень-то хотелось говорить на эту тему в присутствии ужинающих вокруг людей, но он был откровенен до конца.

- Он там так и сгорел. Одно только туловище достали. Ни рук, ни ног нету.

На нашем же столе пока было пусто и мы продолжали задавать тяжелые вопросы.

- А при штурме были погибшие заложники?

- Я в подвал больницы спустился. Там этих трупов заложников человек сто, а может и больше, лежит. Прямо вповалку. Я в первый день в морге был, там еще человек двести лежало. Не сосчитать было. Столько народу загубили.

- А вправду говорят, что заложников было пять тысяч? - спросил я у него.

- Ну под пять тысяч будет. Но не две тысячи, как сейчас власти и газеты говорят. А духи там еще столько растяжек оставили. Море!… Сейчас туда никого не пускают, только тех, кто на опознание приехал.

- Эх, нам бы на чердак слазить! - размечтался Маркусин.

- Или на телевышку… - поддержал его я, прощаясь с торопившемся по делам земляком.

Наконец-то появилась официантка, подавшая нам заметно оскудевший ужин. Если раньше сечку хоть поливали жиденьким соусом с редкими мясными прожилками, чай слегка сластили, а на ломтик хлеба можно было намазать кусочек масла… Что гордо именовалось боевым рационом военных лётчиков!… А теперь нам полагалась только лишь голая до неприличия сечневая кашка, тепловатый и совершенно пустой напиток да два сиротливых кусочка хлеба…

- Вот, сразу видно, что война кончилась. - пошутил по этому поводу Сарыгин.- Раз так кормят, значит пора по домам…

Мы в крайний раз поужинали в летной столовой и отправились в казарму за остальным нашим имуществом. А там бравые ребята - десантники уже вынесли наружу свое барахло и вовсю ждали грузовых машин для отъезда в Ставрополь.

В нашем спальном кубрике бойцы постепенно вытаскивали на улицу нехитрый скарб, который мы привезли с собой в Буденновск. Рачительность да домовитость главы третьей роты сказалась и здесь и его солдаты стали сворачивать матрасы, на которых спали офицеры.

- А вдруг самолета до утра не будет и нам придется ночевать прямо на взлетке?

Ермаков, который был единственным разведчиком из моей первой роты, тоже проникся хозяйственностью и простодушно предложил забрать с собой и белые плафоны для нашего родного подразделения.

- Во всей казарме плафоны разбиты, даже лампочек нет, а эти два висят и всю картину портят. -сказал он, показывая на сиротливо висевшие матовые стеклянные абажуры.

Я меланхолично махнул ему рукой, давая свое разрешение. Мыслями моя натура уже была далеко от этих мест.

- А вдруг на взлетке будут гореть очень яркие лампы, так хоть плафонами их накроем.

С охраны нашего командования вернулись мои разведчики во главе с контрактником-братком в черных очках. После проверки оружия и имущества они влились в ряды своих товарищей.

В полной темноте наши группы выдвинулись уже знакомой тропой на аэродром. Узенькая тропинка за истекшую неделю превратилась в утоптанную дорожку и мы шли по ней в крайний раз.

Дальнейшая ситуация оказалась весьма банальной и до ужаса привычной: война окончилась и мы теперь были здесь никому не нужны. Самолетов для нас естественно не имелось и нам оставалось теперь ждать попутного борта до Ростова.

Несколько раз приходил комбат и материл летное начальство, которое не может отправить нас обратно. Метрах в двухстах от нас загружался какой-то Ан-12,который по разведданным летел на ростовский аэродром Военвед. Но в него загружали какой-то секретный груз и летчики наотрез отказывались взять нас на борт своего грузового самолета.

- Ну что я говорил! - Сказал нам ротный и приказал солдатам притащить матрасы для офицеров.

Мы растянулись на них и приготовились ночевать прямо на взлетке под открытым небом.

- Ну сейчас еще тепло. А вот утром мы тут дуба дадим. - сказал Сарыгин, докуривая свою предотбойную сигарету.