Прощай, невинность!

Остро ощущая на себе посторонний взгляд, Эдвард целовал Хилари — целовал с силой, лаская своим языком ее язык, прижимая Хилари к затвердевшему, как камень, фаллосу, пока она наконец не испустила громкий стон, цепляясь за него, колени ее ослабели, и Эдварду пришлось ее поддержать. Когда он чуть отодвинул от себя Хилари, то, бросив украдкой взгляд через ее плечо, увидел, что шпионка за дюной замерла словно загипнотизированная. Она не двинулась с места, по-прежнему прячась за кустом, но ее шляпку унес ветер, и рыжевато-золотистые волосы окружили юное лицо. Даже сквозь расстояние, разделявшее их, Эдвард чувствовал ее возбуждение. Она так и не поняла, что он заметил ее.

Рука Эдварда скользнула вниз, он быстро расстегнул брюки, дыша тяжело и хрипло. Умом он понимал, что ведет себя непозволительным образом, но напряженная плоть уже вырвалась на свободу. До Эдварда донесся нервный вздох, и он чертовски хорошо знал, что Хилари тут ни при чем.

— Ну, милая… — прошептал он, покусывая женщину за шею, в то время как какая-то часть сознания сурово бранила его за безумное, ужасное поведение. В то же время перед его внутренним взором стояла девушка с золотистыми волосами, и он как бы видел все со стороны, ее глазами… Эдвард свел руки Хилари за своей спиной, снова отыскал ее губы, осыпал поцелуями шею — опускаясь все ниже и ниже, расстегивая пуговки ее жакета. Наконец он захватил ртом один из ее темных, твердых сосков. У Хилари подогнулись ноги, но Эдвард был готов к этому и мягко опустил женщину на песок.

Мгновением позже он упал на колени, поднял юбки Хилари и проник глубоко в нее одним ровным, умелым движением. Несколько секунд, продолжая двигаться, он пытался взять себя в руки, овладеть собой, но чувствовал лишь, как бешено кипит в нем кровь, разрывая вены. Ему казалось, что под ним лежат две женщины. А потом Эдвард вдруг понял, что не может продолжать, и, хотя ему было далеко до конца, замер и осторожно глянул вверх, где по-прежнему пряталась девушка. Но когда, немного позже, Эдвард снова посмотрел туда, шпионка уже исчезла.

Эдвард закрыл глаза. Что с ним случилось? Внезапно ему стало стыдно; хуже того, он по-настоящему испугался. Ему вдруг пришло в голову, что его черная репутация — гораздо более оправданна, чем он всегда полагал.

Торопливо возвращаясь домой, Софи не один раз споткнулась. За домом, на лужайке, гости миссис Ральстон играли в крокет, но Софи не хотела, чтобы ее кто-то заметил после того, что она увидела. Лицо ее пылало, она не могла перевести дыхание, и любой, а в особенности мать, сразу бы понял, что с ней что-то случилось, и наверняка захотел бы узнать, что именно.

Софи пришлось обогнуть лужайку, хотя это и означало более длинный путь. Она кралась за дюнами до самого теннисного корта, по счастью оказавшегося пустым. Ее мучила усиливающаяся с каждым шагом боль в лодыжке. Когда она стала нестерпимой, Софи, негромко вскрикнув, опустилась на песок позади корта и закрыла лицо руками.

Как она могла совершить подобный поступок? Ведь когда стало ясно, что она натолкнулась на любовную пару — причем дамой оказалась ее давняя знакомая и соседка, — ей следовало немедленно развернуться и убежать. Но, о Боже, она не убежала! Тело и ум отказались повиноваться ей. И она осталась. Осталась до конца.

Софи поднялась на ноги. Она дрожала, словно в лихорадке. Каково это — когда тебя целуют ? Каково это — очутиться в объятиях такого человека?..

Ухватившись за больную лодыжку, Софи постаралась отбросить преступные мысли. То, что она осталась там и подглядывала, было ужасно само по себе, но еще и задаваться такими вопросами — куда уж хуже! Она никогда не думала о подобных вещах, и сейчас не время начинать. Ей не суждено ничего подобного, и точка.

Глаза девушки наполнились слезами, но было ли это от боли, терзавшей ее ногу, или от чего-то куда более горького — она не хотела знать.

Софи решительно смахнула слезы. Ее не должны сейчас видеть, и тогда ей удастся сохранить чудовищную тайну. В конце концов, любовники ведь ее не заметили. В какое-то мгновение ей показалось, правда, что мужчина посмотрел в ее сторону, но это скорее всего лишь плод воображения — ведь заметь он ее, он бы непременно вскрикнул от испуга и, уж конечно, не стал бы делать того, что делал.

Софи принялась растирать ногу. Она не должна думать ни о том, что он делал, ни о том, как он выглядел, когда делал это. По правде говоря, незнакомец представлял собой великолепное зрелище. Теперь-то Софи поняла, почему женщинам в Академии запрещали посещать занятия по рисунку с обнаженной мужской натуры.

Сморщившись, она медленно поднялась. Боль прострелила всю ногу, снизу доверху, окончательно избавив Софи от ненужных мыслей. Девушка стиснула зубы, чтобы не закричать. Мать сказала бы сейчас, что она сама виновата, — незачем было бесцельно болтаться по пляжу.