Прощай, оружие!

– Тут они не смогут придраться, – сказал я. – Это не рана. У вас ведь это было и раньше?

– Но я потерял бандаж.

– Вас направят в госпиталь.

– А нельзя мне с вами остаться, tenente?

– Нет, у меня нет на вас документов.

В дверях показался шофер с документами раненых, которых мы везли.

– Четверых в сто пятый. Двоих в сто тридцать второй, – сказал он. Это были госпитали на другом берегу.

– Садитесь за руль, – сказал я.

Я помог солдату с грыжей взобраться на сиденье рядом с нами.

– Вы говорите по-английски? – спросил он.

– Да.

– Что вы скажете об этой проклятой войне?

– Скверная штука.

– Еще бы не скверная, черт дери. Еще бы не скверная.

– Вы бывали в Штатах?

– Бывал. В Питтсбурге. Я догадался, что вы американец.

– Разве я плохо говорю по-итальянски?

– Я сразу догадался, что вы американец.

– Еще один американец, – сказал шофер по-итальянски, взглянув на солдата с грыжей.

– Послушайте, лейтенант. Вы непременно должны меня доставить в полк?

– Да.

– Штука-то в том, что старший врач знает про мою грыжу. Я выбросил к черту бандаж, чтобы мне стало хуже и не пришлось опять идти на передовую.

– Понимаю.

– Может, вы отвезете меня куда-нибудь в другое место?

– Будь мы ближе к фронту, я мог бы сдать вас на первый медицинский пункт. Но здесь, в тылу, нельзя без документов.

– Если я вернусь, мне сделают операцию, а потом все время будут держать на передовой.

Я подумал.

– Хотели бы вы все время торчать на передовой? – спросил он.

– Нет.

– О, черт! – сказал он. – Что за мерзость эта война.

– Слушайте, – сказал я. – Выйдите из машины, упадите и набейте себе шишку на голове, а я на обратном пути захвачу вас и отвезу в госпиталь. Мы на минуту остановимся, Альдо.

Мы съехали на обочину и остановились. Я помог ему вылезть.

– Здесь вы меня и найдете, лейтенант, – сказал он.

– До свидания, – сказал я. Мы поехали дальше и обогнали полк приблизительно в миле пути, потом переправились через реку, мутную от талого снега и быстро бегущую между устоев моста, и дорогой, пересекающей равнину, добрались до госпиталей, где нужно было сдать раненых. На обратном пути я сам сидел у руля и быстро гнал пустую машину туда, где ждал солдат из Питтсбурга. Сначала мы миновали полк, еще более разморенный и двигавшийся еще медленнее; потом отставших. Потом мы увидели посреди дороги санитарную повозку. Двое санитаров поднимали солдата с грыжей. Они вернулись за ним. Увидя меня, он покачал головой. Его каска свалилась, и лоб, у самых волос, был окровавлен. На носу была содрана кожа, и на кровавую ссадину налипла пыль, и в волосах тоже была пыль.

– Посмотрите, какая шишка, лейтенант, – закричал он. – Но ничего не поделаешь. Они вернулись за мной.