Прощай, Рим!

Он прошел в комнату. Перед ним стояла девушка, как две капли воды похожая на Джулию. Такая же юная, такая же красивая. Только у этой волосы чуть посветлее. И взгляд не такой мягкий и ласковый.

— Вы Дуэлия? — спросил он, хотя с первой минуты понял, что это именно она.

— Си.

Хозяйка на миг задержалась перед зеркалом, проворно — раз, раз — скинула с ног и задвинула под кровать шлепанцы. Влезла в туфли. При этом она не умолкала ни на секунду. Петр, конечно, ни слова не разобрал. Он подошел к ней и протянул листок с запиской Джулии.

— Если вы Дуэлия, вот вам письмо.

Дуэлия пробежала глазами записку и шмыгнула за занавеску — в другую половину. Но и оттуда доносился ее звонкий голосок. Усмехнулся Петр, дескать, как из пулемета строчит, и оглядел комнату. Вдоль стен — кровати, обе они застланы одинаковыми одеялами и одинаковыми же кружевными покрывалами. Дуэлия между тем собрала на стол и вынесла бутылку вина и стакан.

— Прего!

Петр показал, что стаканов не хватает, еще, мол, нужен один. Девушка сначала вроде отнекивалась, потом засмеялась, принесла второй стакан. Петр налил вина себе и сей, поднял стакан, чокнулся.

— Вива Джулия и Дуэлия!

— Эввива Пьетро!

Выпили. Это было душистое, молодое, слегка вяжущее рот красное вино. Дуэлия видела, что гость по-итальянски понимает с трудом, но это нисколько не умерило ее словоохотливости. Когда съели по кусочку сыру, она достала из комода альбом с фотографиями и положила на стол. Вот они сняты вместе с сестрой. Младшей, Джулии, годик, а ей самой — два. Забавные, будто куколки… Потом она показала на мужчину, лет тридцати — тридцати пяти. Он был в солдатской форме. По скорбному тону девушки Петр понял, что их отец погиб на войне.

Девушка ткнула пальцем в грудь и сокрушенно охнула:

— Абиссиния… Бах!

— Значит, отец ваш убит на войне в Абиссинии?

— Си, си, его убил Муссолини…

— А матушка… Как же это будет по-ихнему? Ма-ма?

— Мамма? Мамма… — Дуэлия склонилась щекой на ладонь, повздыхала и закрыла глаза, опять же сердито сказав что-то в адрес Муссолини.

«Сколько семей обездолил этот Муссолини, сколько детей сиротами сделал… Фашизм… Война…» Вдруг он почувствовал, как стеснилось сердце и от внезапно нахлынувшей тоски потемнело в глазах. Ему почудилось, что это не Дуэлия стоит перед ним, а рыжая, голубоглазая Вика. Захотелось встать, выйти на простор и двинуться — через горы, леса, реки и моря — на восток, вернуться к любимой. Прижать ее к груди, приголубить.

Постучали в дверь. Он вздрогнул. Дуэлия схватила его за руку, быстренько втолкнула в другую комнэду и бросилась к дверям:

— Кто там?

— Альфредо Грасси.

— Синьор Грасси? — Дуэлия отперла дверь.

— Чао, Дуэлия! — Грасси прошел к столу, сел и с жадностью глотнул вина из стакана Дуэлии. — У-ух!..

Набегался, похоже, устал, и все же Петру никогда еще не случалось видеть его таким довольным и оживленным.

— Ну как, разыскал кого-нибудь? — спросил Петр нетерпеливо.

— Капо Пополо вернулся. Оказывается, он потерял нас… вас. Вернее, про налеты-то он слышал, конечно… Но разузнать, где скрывается отряд, не смог.

— Ну, а что делается на свете? Как идут дела на фронте у нас? В Советском Союзе?

— Капо Пополо разговаривал с Лонго. Несмотря на страшные репрессии гитлеровцев и чернорубашечников из «республики Сало», партизанское движение в Северной Италии усиливается изо дня в день. Хоть и потихоньку, но и у нас, в Лацио, возникают, говорит, небольшие отряды. Особенно всколыхнуло итальянцев известие о ваших успешных диверсиях. А в горах, в Басса Сабине… Впрочем, ты все равно не знаешь тех мест. — Грасси снова хлопнул Петра по колену. — Извини, ты же про дела на Восточном фронте спрашивал. Красная Армия дошла до Киева.

— До Киева? — Петр налил полные стаканы. — Давай за наш древний и прекрасный Киев!

Дуэлия принесла на стол еще немного сыру, вяленого винограда и апельсинов. Увидев, как по щекам Петра покатились слезы, она примолкла и, погрустнев, вопросительно посмотрела на Альфредо.

— Грацие, грацие, кампанелла, — сказал тот и, потрепав ее по хрупкому плечику, что-то шепнул. Затем снова заговорил по-русски: — Я уж тебе говорил, что вечером поеду в Рим. Кстати, надо попытаться выяснить, все ли в порядке у Орландо. Чего-то он там лишнего застрял. А ты возвращайся.

— Значит, насчет жратвы и ботинок ничего не вышло пока? — спросил Петр. Неохота было самому начинать разговор об этом, совестно как-то, но деваться некуда, пришлось.

— Капо Пополо обещал раздобыть кое-что из одежды и обувь покрепче. А продовольствием партизан будет снабжать помещик Фонци. Завтра вечером к вам из усадьбы придет Марио…

— А-а, Лупо! — засмеялся Петр, вспомнив курчавого большеглазого цыганенка, который приходил к ним вместе с Джулией и Москателли. — Извините, синьор Грасси, а как бы нам устроиться со стиркой? Скоро праздник. Двадцать шестая годовщина Октябрьской революции. Мыла бы раздобыть…