Прощай, Рим!

— Товарищи, — повторил он, немного успокоившись. — Как-то еще в лагере я говорил вам, что от воинской присяги нас никто и ничто не может освободить. Стало быть, мы все остаемся советскими солдатами. А в уставе сказано: слово командира — закон.

— Так это само собой понятно! — сказал Никита, поводя цыганскими глазами.

— Если понятно, то ни на минуту нельзя забывать, в какой стране, при каких обстоятельствах нам придется действовать. Италия двадцать лет жила под сапогом Муссолини. У него, наверно, тоже были свои Геббельсы, отравлявшие сознание народа и городившие о советских людях всякие небылицы. Общения с итальянцами нам не избежать. Больше того, только сражаясь плечом к плечу с ними, мы можем добиться успеха. Свидетельство тому — наш побег. Значит, ни одного необдуманного слова, ни одного опрометчивого шага. По нашим поступкам они будут судить о советских людях, о родине нашей… Долго говорил, извините. — Леонид отер со лба выступивший от напряжения пот. — А теперь надо выбрать заместителя командира и интенданта.

— Лучшего интенданта, чем Сажин, среди нас не подберешь!

— А в помощники возьми Антона Таращенку!

— А меня казначеем поставьте! — балагурил Никита.

— Ставь на голосование, пусть все по закону будет!

— Не спешите. Будем надеяться, что скоро нас станет больше. Поэтому стоило бы организовать нечто вроде штаба, а Сережу Логунова назначить начальником.

— А меня к нему писарем!

— Сывороткин, иногда надо уметь быть и серьезным. Напросился с нами, так не дури… Как, товарищи, согласны с моим предложением? Вот и хорошо. А теперь брейтесь.

— Погодите, товарищи, — заговорил вдруг Петр Ишутин, стоявший поодаль молчком, что с ним бывает очень редко, — надо как-то назвать наш отряд.

— Тоже верно. Без номера части или названия вроде не то дело получается.

Со всех сторон посыпались предложения:

— За Родину!

— Мстители!

— Русский отряд!

— Так у нас не только русские.

— На чужой земле, для чужих людей мы все равно русские…

— Давайте назовем «Свобода», — предложил Логунов, протолкнувшись в середину круга. — Полтора года и во сне и наяву мы тосковали о ней, сквозь сто смертей прошли, пока вырвались. И весь советский народ борется сейчас ради нее. Будет свобода, будет и счастье. И по-итальянски хорошо звучит — «Либерта».

— Свобода! Свобода!

Так вот в глубоком горном ущелье возле Рима в октябре 1943 года родился на свет партизанский отряд с русским именем «Свобода». Его бойцами были бежавшие из плена советские солдаты. Беглецы ликовали, обнимались:

— Мы теперь партизаны!

— Мы опять солдаты!

— Партиджано!

— Товарищ командир, — сказал Никита, поправляя на ладони бритву, — пожалуйте бриться. — Он нагнулся, вроде бы сдувая пыль с камня у входа в пещеру.

— Никита, вы пока брейтесь, а мы с Таращенкой пройдемся посмотрим, что делается в округе. Сережа, ты попроси Орландо, и тоже идите с нами.

Пещера, в которой они провели ночь, была под скалой в центре глубокой расщелины. Крутые склоны сплошь поросли колючим, вечнозеленым кустарником, который здесь называют маккья. Внизу, по дну ущелья, весело журчит ручей. Когда-то, возможно еще во времена Спартака, ручей был запружен и на нем стояла мельница. Теперь от нее остались одни развалины, затянутые изумрудным мхом.

Поглядывая на кустарник, еле достигавший ему до пупа, Леонид невольно завздыхал: «Эх, нашу бы да тайгу сюда. Там-то бы можно спрятать не то что четырнадцать человек, а целую армию…»

— Тут если только на карачках ползать, — сказал Антон, тоже помрачнев. — А нет ли у них поблизости настоящих лесов?

— Нет, — сказал Сережа, поговорив с Орландо. — А все же места красивые, — с восхищением прибавил он, озираясь на небо, листву, на ручей, на развалины старинной мельницы.

— После проклятой тюрьмы любое болото покажется раем, — усмехнулся Антон. — Но все же ты узнал бы толком, куда мы денемся, если облава будет.

Леонид покосился на Антона с некоторым удивлением, а Сережа в упор ляпнул:

— Не знал за тобой такого обычая, больно осторожен стал. В лагере все гоголем ходил и в ус не дул.

— Эх, друг Сережа!.. Теперь нам есть о чем заботиться. Осторожность — это не трусость. Все надо предусмотреть.

— Пошли, товарищи, дальше.

Леонид хотел было забраться повыше, откуда шире обзор, но Орландо дернул его за рукав, приглашая идти вниз к ручью.

— Зачем вниз? Надо бы посмотреть, что делается на дороге.

— Он нам сюрприз какой-то хочет сделать, — сказал Сережа и, сгорая от любопытства, последовал за Орландо вниз по склону по еле заметной козьей тропке.

Леонид и Антон пошли следом.

Развалины древней мельницы. Песчаник и мох. Пахнет влажной свежестью и какой-то сказочной стариной. Ничего вроде похожего, но Леониду почему-то вспомнился дед Кузьма и его халупа над самой Волгой. Так пахла кора вяза, из которого дед Кузьма гнул ободья…

Между тем Орландо юркнул в какую-то щель в развалинах и через несколько минут вернулся, покряхтывая под тяжелой ношей.

— Развертывайте, а я еще принесу.

Все трое бросились разворачивать брезент. Что там такое может быть? Оказалось — ручной пулемет. А Орландо опять шел с такой же ношей.