Прощай, Россия!

Грачев был уволен после первого тура президентских выборов: оставить его значило бы потерять несколько миллионов голосов, которые могли стать решающими. Но он все еще на свободе, хотя за это время сменился Генеральный прокурор. Что само по себе почти чудесно, если вспомнить угрозу, брошенную Ельциным с высочайшей трибуны в ежегодном послании парламентариям (через два дня после того, как он отчитал по телевидению бедного Юрия Скуратова, виновного в том, что так и не отыскал убийц Дмитрия Холодова, журналиста «Московского комсомольца», взлетевшего на воздух во время расследования о коррупции в армии, и Влада Листьева, убитого в собственном подъезде после того, как он попытался навести порядок в телерекламе): «Если следы преступления ведут в высокопоставленные кабинеты, вы должны действовать решительно, строго соблюдая закон. Иное поведение я расцениваю как трусость и нарушение своих служебных обязанностей«110. Золотые слова. А если следы ведут в кабинет, соседствующий с президентским? Попробуем влезть в шкуру Юрия Скуратова, услышавшего от президента (по поводу полмиллиона долларов, взятого из министерского сейфа двумя близкими сотрудниками Чубайса по приказу своего шефа111, что «правоохранительные органы не должны реагировать на возможное давление» и что в этом деле «есть немалые политические интересы„112. Что ему делать? Действовать или спровадить дело в архив? Копать дальше или развалить расследование? И кто в данном случае „трус“? Как можно оценивать действия президента, вынесшего оправдательный приговор еще до того, как прокуратура пошевелила хоть пальцем, обвинив неких «других“ деятелей в политических спекуляциях?

О другом уволенном во имя всеобщего спасения, Егоре Гайдаре, нельзя сказать ничего, кроме хорошего. Степень любви россиян к нему уже выяснилась на парламентских выборах декабря 1995 года, когда ему не удалось даже перешагнуть пятипроцентный барьер. И это всего лишь через два года после того, как он возглавил партию, имевшую в предыдущей Думе относительное большинство.

О Чубайсе, только что триумфально вернувшемся в правительство в качестве второго лица и заместителя Черномырдина, уже все сказано. Ему удалось превратить в ругательства два до того безобидных слова – «ваучер» и «приватизация». Но список уволенных во имя общего блага за эти годы настолько вырос, что здесь мы можем ограничиться лишь кратким перечислением. Кто знает, куда подевался бывший президентский советник Сергей Станкевич? Говорят, что он преподает в каком-то калифорнийском университете. Он взяточник, что подтверждено судом, но его никогда не передадут России потому, что, как говорят, между двумя странами нет соответствующего договора. Давно в тени бывший вице-премьер Михаил Полторанин. Тем лучше для него, ведь прокурор еще ждет от него объяснений о том, как и кому он продал дворец в Берлине. Он уволен, но на свободе. Вице-премьер Олег Лобов (находившийся в должности вплоть до марта 1997 г.) покровительствовал в бытность секретарем Совета безопасности московской культурной деятельности газолюбивой японской секты Аум Синрикё.

О бывшем вице-президенте Александре Руцком и бывшем председателе Верховного Совета Руслане Хасбулатове нельзя сказать, что они были уволены: они просто стали жертвами танковой атаки. Из четырех генеральных прокуроров ельцинских времен первый, Валентин Степанков, ныне депутат Думы, был уволен за сообщничество с мятежниками Белого дома. Второго, Алексея Казанника, Ельцину пришлось прогнать: он так и не понял, кто в России главный. Третий, Алексей Ильюшенко, сидит в тюрьме. И не за то, что он собственноручно (с помощью Дмитрия Якубовского, тоже сидящего теперь на нарах за кражу старинных рукописей) соорудил компромат на Руцкого, а за коррупцию. О четвертом, Скуратове, мы еще поговорим, когда он окажется напрямую замешанным в дело о коробке с долларами. Никто не может поручиться, что, когда эта книга выйдет, он все еще будет занимать свою должность.