Приехал царь Петруша на КукуйВ немецком платье, рядом Алексашка,Лучится хитростью и синяками ряшка,Гостинцы на сиденье – целый куль.За Яузой домишки, дерева,Ганновер, Мюних, Йена и Аахен,Остаться здесь бы до кончины на хер,Да долю царскую куда же подевать?Сошли с кареты, сели на траву,Темны и горьки мысли у Петруши,А Алексашка, будто бы подслушав,Промолвил едко: «Чисто как живут!Вся эта сволочь на кукуйской стороне —Рейтары, лейтенанты, капитаны,Нахапали в России капиталы,И нас же обсерают, разве нет?»Сощурился недобро царь Петруша:«Уж больно разговорчив стал, холоп!Ты б поберёг, что ль, задницу да лоб…Поменьше отрясали б удом груши —Так жили бы не хуже этих вот!Да. Точно жили бы не хуже…А спят подолгу, леность, грязь да лужи», —Промолвил царь и, сунув трубку в рот,Шепнул он Сашке: «Девки ждут, поди.Давно уж не плясал я менуэта,А хороша, Бог мой, сисястая Аннета.Что брюхо трёшь? Туда, в кусты сходи!».Петруша пиво пил, гостинцы раздарив.Спало Останкино, Зарядье и Остожье,Сны были лёгкие, весенние, о Божьем.И терпеливо ждал рассвета Третий Рим.
II
Пригнувшись, Пётр вошёл в свою токарню.(Дела закончил иль не приступал?)На нартовский станок усталый взгляд упал.«Хорош, собака, наградить бы парня»!Стоит – накрыт рогожей – у окна,Как конь-огонь по ездоку скучает.А тот его за лихость привечает,Ступнями ног давя на стремена.Да где ж промчишься конным лишний раз!Заботы государевы репьями —Сенаторы, министры да крестьяне.И каждый ждёт Петра царёв приказ.А он затих, не требует приказа —Токарный этот нартовский станок,Стоит себе, как конь, четырёхногОтрадою для рук, ума и глаза.Он для Петра – мечта о сонме дел,Ремесленном сопящем интересе,О радости неумственной, телесной……И Петр станок ногой своей вертел.Резцом голландским бронзу разодрав,Вороной каркал новомодный суппорт,А Пётр стоял, как будто впавши в ступор,Единым со станком издельем став.Вот стружкой обожглась его нога.Но Пётр стоял… И думал Царь о дюймах,Чем сковывал беспутство мыслей буйных.И пот со лба стирал арап-слуга…