— Значит, ты свободна? — убито спросила Катя, косясь на Колосова. — Слушай, мне срочно надо тебя видеть. Прямо сейчас. Приезжай ко мне на работу в Никитский переулок. Позвонишь снизу, с поста, я тебя встречу и пропуск закажу.
— А что случилось? — испугалась Нина.
— Это не по телефону.
Верная, добрая Нина Картвели поймала такси и примчалась на всех парах. Обрадовалась Кате, удивилась неулыбчивому начальнику отдела убийств (Колосов тоже спустился в вестибюль главка, чтобы встретить своего потенциального конфидента) и узнала о том, чем именно ей предлагают заняться в самом ближайшем будущем.
— Да вы что — с ума сошли? Нет, нет и нет. Никита, вы что, смеетесь, что ли? — протестовала она. — Как это я вдруг так все сразу брошу: работу, клинику, дом — и отправлюсь в какую-то чужую семью в роли какой-то самозванки?!
— Не самозванки. Детского персонального врача для четырехлетнего Левы Абаканова-Судакова, — ответил Колосов.
— Но я стоматолог по профессии. Понимаете вы? Сто-ла-то-лог. А из того, что вы мне сейчас рассказали, я поняла, что этому несчастному мальчику нужен квалифицированный детский психолог.
— Разве вы не разбираетесь в детской психологии? Нина, вы же детский зубной врач. По-моему, вы отлично должны разбираться.
— Не надо делать мне комплиментов. Я их не заслужила. Катя, — взмолилась Нина. — Ну хоть ты объясни своему коллеге. Это невозможно. Этого нельзя делать. Потоку что это против правил. Против врачебной этики. Ребенку, пережившему такой шок, нужна безотлагательная помощь, а не какие-то игры в приставленных стукачей!
— Я вас, Нина, не в стукачи приглашаю, — ужасно обиделся Колосов. — Что за слова вообще такие? Я прошу вашей помощи.
— Но почему именно у меня?
Тут их перепалку прервал приход в кабинет Ануфриева. Пока ждали приезда Нины, он то исчезал, то появлялся. С кем-то вел долгие беседы по мобильнику в коридоре, лениво листал за столом пока еще тощенькую папку оперативно-розыскного дела.
— Именно у вас, потому что вы нам подходите, Нина Георгиевна, — произнес он тихо. — Во-первых, вы детский врач, пусть и стоматолог. Во-вторых, вы сама мать, а значит, умеете ладить с детьми, в-третьих, вы — внучка академика Картвели, а в семье, с которой вам предстоит встретиться, это имя знают, помнят, а значит, не будут возражать против вашей кандидатуры, когда ее им предложат — не мы, заметьте, а ваши же коллеги, врачи. Ну и последнее, вы, насколько я в курсе, уже имели прежде дело с чем-то подобным.
— Что вы хотите этим сказать? — вспыхнула, как порох, Нина.
— Разве вы не проходили свидетелем по уголовному делу об умышленных убийствах? Проходили. А значит, должны представлять себе, что это такое. — То дело давно сдано в архив, — резко ответила за подругу Катя.
— В наших да и в ваших архивах, товарищ капитан, дела хранятся по полвека, а то и больше. — Ануфриев усмехнулся.
— Простите, а вы-то, собственно, кто такой? — спросила Нина. — Это вот мои друзья. А вы кто?
— Я коллега ваших друзей. Только из другого ведомства.
— Из ФСБ?
— Ну, уж так сразу и ФСБ.
— Нет, извините, я все понимаю, но я категорически не согласна. Я не могу. Катя, пойми меня. Никита, и вы тоже, пожалуйста, поймите. Я просто не смогу. И потом, как я брошу свою работу? Меня же уволят.
— Об этом можете не беспокоиться, — сказал Ануфриев. — В клинике вам предоставят оплачиваемый отпуск. Они ведь дорожат своей лицензией.
— Госссподи ты, божжже мой! — Нина всплеснула руками. — Вы что, волшебник, что ли, чародей? Ну, чем, чем, скажите, я смогу вам там помочь? Я, к вашему сведению, рассеянна до безобразия, ненаблюдательна и…
— Вы справитесь. У вас отличные характеристики. И потом, многого нам от вас не надо. Только информация о семье, о ее членах, круге знакомых, деловых партнерах, о том, что происходит. — Ануфриев не смотрел на Нину, разглядывал свои ногти с безупречным мужским маникюром.
— Эта семья… Да не хочу я быть в этой семье! — воскликнула Нина жалобно. — Абаканов… Слыхала я эту фамилию, как же. Сколько всего на его совести — и ГУЛАГ, и расстрелы. После войны народ только-только вздохнул, такую страшную беду на своих плечах вынес, а они, эти ваши Абакановы…
— Вы будете жить на бывшей правительственной даче министра Судакова, — сухо сказал Ануфриев. — Это их прадед. А госдача сейчас — просто частная вилла. А по поводу генерал-полковника Абаканова… Что, разве кто-то из ваших родственников — дедушек, бабушек — в конце сороковых был репрессирован?
— Нет, слава богу, никто.
— Откуда же тогда такая патетика? Такие филиппики?
— Просто я читала, слышала по телевизору.
— По ящику несут всякий вздор. Журналисты! Что они знают, кроме слухов и сплетен?
— А вы, конечно, знаете все.
— Мы знаем. У нас самая точная информация. — Ануфриев оторвался от своих ногтей и глянул на Нину в упор. — Вот что, милая моя. Вам придется согласиться поработать с нами.
— Катя, я не понимаю. — Нина повернулась к молчавшей Кате, поднялась со стула.