Прощай, зеленая Пряжка

Дежурство проходило очень спокойно. До обеда больше никого и не привезли. Виталий успел записать назначения в истории, потом позвонили, что можно идти снимать пробу — и он пошел и снял, то есть прошелся по кухне в сопровождении шеф-повара, заглядывая в громадные котлы, похожие на те, в которых карикатурные черти варят грешников; шеф-повар зачерпывал содержимое котлов громадной поварешкой, а Виталий брал из той поварешки на кончик столовой ложки и пригубливал; обойдя таким образом котлы, Виталий подошел к весам, где уже были приготовлены кастрюли со сметаной и маслом, тут же при нем и взвешенные, причем вес до грамма совпал с тем, который указан был в раскладке, почтительно поданной поваром; ну а затем наступил кульминационный момент снятия пробы: в отдельной комнате Виталию подали обед, но не больничный, а приготовляемый отдельно для дежурного врача и, наверное, еще для кого-то — Виталий толком не знал, для кого: повара, конечно, сами едят, Елена Константиновна, врач с третьего, уже годами совместительствующая диетврачом, говорят, каждый день питается, еще существуют диетсестры… Хороший обед — и вкусный, и порции огромные. Поев, Виталий в рассеянности подошел к стоящему в комнате книжному шкафу, стал по своей всегдашней привычке разглядывать корешки книг — и вдруг невольно рассмеялся: ему попалась на глаза книга «Рецепты французской кухни». Вот уж чего не ожидал встретить в кухонной библиотеке психиатрической больницы. Раскрыл из любопытства — книга манила таинственными «перепелами Анжелики», искушала «рыбой в белом вине». Этого здесь и для дежурного врача не готовят.

Пока снимал пробу, вдруг разом навезли больных. Едва Виталий вошел в приемный покой, к нему бросилась старая знакомая: раз пять или шесть уже лежала.

— Виталий Сергеевич, это вы! Вот радость-то! Подумайте, какое безобразие: муж меня избил, и меня же привезли! Я не позволю ему держать меня в темноте, я вся тянусь к свету и знаниям! Если вы настоящий врач-патриот, Виталий Сергеевич, вы меня сейчас же отпустите! Сейчас выяснится, осталось ли в вас воспитание, заложенное комсомолом!

Классический маниакально-депрессивный психоз — МДП. Виталий уже видел Марию Петровну в обеих фазах. Последняя депрессия была очень тяжелой: с доходящей до физического страдания тоской, с суицидными попытками. Насколько все-таки легче и приятнее маниакальная фаза!

— Я тоже рад вас видеть, Мария Петровна. Как самочувствие?

— Замечательно! Никогда еще не было таким замечательным! Если хочешь быть здоров — закаляйся! Вот так! Силы — ну вот просто удивительно! Сказочные!

Виталий просмотрел направление: «Состояние ухудшилось две недели назад, стала многоречивой, по ночам поет и танцует, собирается поступать в университет, уходит из дому, вымыла на улице чужую машину…». Как все смещается в психиатрии! Ну вот: «собирается поступать в университет» — законное же желание для всякого человека! А для Марии Петровны — симптом. И врач «скорой», который писал, без колебаний занес в симптоматику наряду с пением и танцами по ночам, и Виталий, читая, ничуть не удивляется. Все относительно, все зависит от контекста, от обстоятельства.

— Мария Петровна, тут пишут, что вы чужую машину вымыли?

— Точно! А чего такого? Иду, смотрю стоит маленький «Запорожец», щупленький такой, жалкий, и не мытый, может, лет десять! Нерадивый, значит, хозяин, несоветский человек. Ужас как мне его жалко стало! Взяла у дворничихи ведро, тряпку — и давай мыть.

— Дворничиха-то знакомая?

— Нет, первый раз увидела.

— Как же она вам ведро дала?

— Уговорила. Я кого хочешь уговорю. Сказала, что человек человеку не волк, а друг, что доверять надо советским людям. Взяла и вымыла! А вы бы не вымыли? Я же вас знаю, Виталий Сергеевич, вы тоже настоящий человек — значит, и вы бы вымыли! А меня теперь за это хотят упрятать в вашу вшивую больничку! Как будто не брат человек человеку, а волк или змей. Я по-братски вымыла, неужели непонятно?

— Вы и в университет собрались поступать?

— Да! На два факультета сразу: на исторический и философский — самые нужные факультеты. А что, нельзя? Муж у меня книжку отнимает, так он отсталый элемент и в душе феодал: не хочет, чтобы я к свету тянулась!

— Вы же десятилетки не кончили, да и не поздно ли в сорок три года?

— За десятилетку я в месяц сдам: у меня теперь столько сил, что мне ничего не стоит! Вот я вам сейчас с ходу расскажу про бином Ньютона. Или хотите теорему Пифагора? Пифагоровы штаны во все стороны равны! Пифагоровы! А муж хочет, чтобы я только его штанами занималась! И не стыдно вам у него на поводу? Я от вас не ожидала! Вы — советский врач, а на поводу у моего засранца-мужа!

— Вы и дома сейчас почти не бываете. Где вы все ходите?

— На вокзалы. Смотрю, хорошо ли там мирный труд нашего народа охраняют.

— На вокзалах?

— Да! На вокзалах нужно охранять особенно, чтобы мирный труд не растащили и не вывезли.

— Как же вы охраняете?

— Да господи, неужели не понятно! Охраняю и все! Смотрю, если кто подозрительный. Если б не охраняла, много чего могло бы произойти.