Прощай, зеленая Пряжка

С самого утра работа оказалась скомканной: сначала затянулась больше чем на час утренняя конференция, которая происходит у главного в кабинете каждый вторник; долго и нудно выступала дама из СЭС, предостерегала против кишечных инфекций. Между прочим, неожиданно упомянула и Виталия, сказав, что доктор Капустин действовал оперативно и правильно, когда на его дежурстве возникло подозрение в доброкачественности кефира. При этом все, кто сидел поблизости, стали поворачиваться и улыбаться. Но и главный в своем заключительном слове — а он считает своим долгом говорить длиннейшие заключительные слова — упомянул Виталия, сказав, что на том же дежурстве, на котором доктор Капустин так удачно действовал в вопросе кефира, этот же доктор Капустин неправильно действовал при решении другого вопроса, в результате чего произошло ЧП, в котором еще предстоит разбираться ЛKK, но уже сейчас ясно, что доктор Капустин совершил серьезную ошибку, так что не во всем нужно брать с доктора Капустина пример. И снова все стали поворачиваться к Виталию, на этот раз выражая сочувствие.

После затянувшейся конференции в отделение пришла комиссия по проверке обязательств, и началось долгое чаепитие, на котором всесторонне обсудили шансы Элеоноры сесть на место Олимпиады Прокофьевны, ну и заодно другие новости, менее важные. Еще больше часа пропало.

А потом надо было смотреть поступившую утром Прокопович. Два месяца назад Виталий ее выписал — и вот она снова здесь, а такое всегда неприятно.

Заболела Прокопович полтора года назад, но болезнь быстро прогрессировала, так что уже оформили инвалидность. Ни бреда, ни галлюцинаций — колебания настроения и сразу начавшийся распад личности. Другие больные, получив инвалидность, тяготятся ею, надеются вернуться на работу — вон как Мержеевская! — а Прокопович проводила время в полном безделье, даже не читала — библиотекарь по образованию! — даже не смотрела телевизор! И только изводила мать постоянными придирками.

Она и внешне нескладная, диспластичная: высокая, плоская, головка маленькая, а лицом похожа на Петра I, даже усики пробиваются.

— Ну, что же вы снова, Евгения Болеславовна? Я-то на вас надеялся!

— Все из-за нее, Виталий Сергеевич! Опять из-за нее! — Из-за матери то есть. — Вы не представляете, что это за женщина. Она меня давит. Непрерывно давит! Знаете, придет, сядет, смотрит на меня и плачет. Скажите, может человек это вытерпеть? Я ей говорю: отдай ключ! Пусть в звонок звонит — нет, ей обязательно надо своим ключом открывать. Представляете: лежишь, отдыхаешь, и вдруг шаги шлеп-шлеп — пришла. Я ей говорю: отдай ключ! И котлеты. Каждый день жарит котлеты. Я ей говорю, что угодно другое, я твои котлеты больше видеть не могу, а она все жарит. Ну скажите, можно это выдержать?! У нас стены пропитаны котлетным запахом! И во всем сестру свою слушается: «Тетя Катя решила, тетя Катя сказала!» Через каждые два слова. Всю жизнь не своим умом живет. Но главное, пусть ключи отдаст!

— Вы бы на какую-нибудь работу устроились, вот сами бы и покупали себе, что хотели.

— Не могу я работать, пока я себя у матери под опекой чувствую, как вы не понимаете?! Мне сначала надо из-под опеки выйти, пусть ключ отдаст! Пока у меня с матерью не урегулировано, я не могу о работе думать.

— Работать — лучший способ выйти из-под опеки.

— Ах, ничего вы не понимаете. Вы же психиатр, психолог, вы должны понимать: пока я под опекой, я ничего не могу сама, я только об этом и думаю. Пускай ключ отдаст, пускай котлеты не жарит, пускай тетю Катю не слушает! Это же ясно, а вы со своей работой пристаете.

Да, такая форма — без бреда, а с одними изменениями личности, и называется простой — шизофрения в чистом виде. Ну тут с Верой Сахаровой параллель проводить не стоит: простая обычно течет хуже, чем параноидная, а у Веры если и шизофрения, то параноидная.

Потом зашла Роза Зиновьевна, терапевт. Она только что послушала старушку Клюеву и нашла у нее двустороннюю пневмонию. Капитолина сразу забеспокоилась:

— Надо ее на первое переводить! Давно надо было вам побеспокоиться, Виталий Сергеевич. Зачем нам лежачие? И не по профилю вовсе. А если умрет? Зачем нам это нужно? Ведь правда? Правда! Есть соматическое отделение, пусть они и занимаются! Сейчас договорюсь, а вы переводной эпикриз пишите. Все приходится самой!

И точно — договорилась. И даже не в обмен, как обычно принято. А Виталию пришлось срочно заполнять историю за последние две недели — запустил он немного, да еще писать переводной эпикриз.

Ну и в результате всей этой текучки выбрался к больным только около трех, когда уже все пообедали.

Первой он увидел в коридоре Тамару Сивкову. Уже два дня она не била себя по голове, не выгоняла дядю Костю, и даже лицо стало более осмысленным. Сивкова уплетала апельсин. Передач ей не носили, и у Виталия сразу возникло подозрение, что апельсин она украла. Лида Пугачева часто кричит, что у нее воруют передачи, и даже подралась по этому поводу с Ириной Федоровной Либих, хотя уж та наверняка и нитки не украдет.

— Здравствуйте, Виталий Сергеевич.