Когда я разобрался с едой, напитками и цветами, мне оставалось лишь переговорить со старым маминым другом Шоном Дрисколлом об угощении: что бы сделала Пат? И Шон понял меня. Ему не потребовалось дополнительных разъяснений. Аудиовидеосъемкой занялся компетентный и приятный человек по имени Тони, сразу представивший смету. При виде цифры в $7000 я мысленно присвистнул, но тотчас подумал; что ж, это всего один раз. Месяц спустя, когда Тони представил окончательный счет, мне стало не до шуток. Семь тысяч стоило одно только оборудование.
Сказав так, она непременно одобрила бы причину, по которой мне понадобились восемь больших экранов вокруг Храма Дендюр. Они должны были показать открытие и закрытие PowerPoint презентации[24]
(что в прежние времена у нас называлось «показом слайдов»), состоявшей из фотомонтажа, за который взялись, имея в виду высказывания Майкла Файнстейна «Разве это не романтично?» и «С чего начнем?». Над фотографиями работали несколько дней с утра до ночи, для начала разложив их на полу в гостиной, потом складывая, подгоняя музыку и все время рыдая. (Все мы являли собой печальное зрелище для моего сына Конора и его пятнадцатилетних друзей, которые то входили, то выходили из комнаты.Есть люди, какими милыми и добрыми они бы ни были, которые не умеют сочинять поминальные речи, и их нужно просить об этом специально. Обычно этим занимается организатор, у которого своя методика, как урегулировать очередность, к тому же придав некую драматичность происходящему. И это настоящее искусство.
Один из давних маминых друзей, которого я попросил заняться ведением церемонии, сказал, что почтет за честь, а через пару дней позвонил по телефону и робко попросил дать ему хоть какие-то наметки. Я понял, что это означает: «Не мог бы ты написать все для меня?» Я с удовольствием сделал ему это одолжение.
Свою дочь Кэтлин я тоже попросил сказать несколько слов. Кэт было девятнадцать лет, она готовилась к своим последним экзаменам, и у нее совсем не было времени, так что я решил сам кое-что ей подсказать. В поезде я было взялся за это и вдруг понял, что у меня ничего не получается. Я не мог вспомнить ни одного подходящего смешного случая. (История Скэкела, какой бы типичной для мамы она ни была, совершенно не подходила к данному случаю.) Я позвонил Кэт прямо из поезда и сказал с искренней болью в сердце: «Дорогая, тебе не надо этого делать. Она по-своему любила тебя, но будем смотреть на вещи прямо, она не была бабушкой, какими их обычно представляют». Моя любимая, добрая Кэт возразила: «Нет, нет, папа, я хочу сказать». Этим она словно освободила меня, и я сумел подать ей несколько идей, смысл которых заключался в том, что «Нэн», может, и не была типичной бабушкой, но она (Господь свидетель) никогда не была скучной. Она учила Кэт таким полезным вещам, как не мазать хлеб маслом на воздухе, а в четыре года учила ее посылать воздушные поцелуи, говоря, что это ей очень пригодится, когда она вырастет и поедет в Нью-Йорк. Речь, придуманная Кэт, заканчивалась на высокой ноте настоящего шоу. Она завершила свое выступление, послав воздушный поцелуй своей Нэн. Все было совершенно по-домашнему. Я почти ничего не делал, разве что получал удовольствие и выслушивал похвалы в адрес моей прекрасной дочери. Анна Уинтор из «Вога» до того расчувствовалась, что предложила Кэт работу. Это было очень мило со стороны мисс Уинтор, а у Кэт появилась проблема, как в фильме «Дьявол носит Прада».
Ни папа, ни я не нашли в себе сил выступить перед аудиторией. Правда, папа все же написал речь. А моей речью стала поминальная служба вместе с PowerPoint шоу.