Прощайте, призраки

Но Пьетро не задал его. Ни о чем не спросив, мой будущий супруг внимательно выслушал те скупые слова, которые я сумела произнести: «Мой отец, преподаватель в старшей школе, однажды утром ушел из дома и больше не вернулся». Когда я умолкла, Пьетро тут же сменил тему. Он сказал, что, по его мнению, профессия, которую я выбрала для себя, мне не подходит: проблемы учеников, родителей и коллег переполнят мою душу, и через недолгое время работы в школе я обнаружу, что они взяли надо мной верх и что я несчастна. Пьетро не стал говорить, что жизнь не повторяется, что мне нет смысла копировать путь отца и тоже становиться учителем, — он сделал акцент на другом. «Среди толпы в вестибюлях и кабинетах у тебя не будет ни минуты покоя», — заметил он, после чего предложил мне попробовать себя в писательстве и переместить в будущие произведения ту боль, которая мешала мне жить.

До того дня мы с Пьетро встречались исключительно по радостным поводам. Вот почему я так поразилась, что он сумел разглядеть в моих глазах эту потаенную боль. Я убедила себя в том, что Пьетро необыкновенный человек, и основала на этом убеждении нашу последующую совместную жизнь. День за днем я доверялась мужу, его серьезность напоминала скалу; как у всех скал, у нее имелись стены, карабкаться по которым подчас было тяжело и опасно. В то же время иногда я ловила себя на мысли, что уже не смогу сама записаться к зубному врачу или заплатить по счетам, если забыла положить квитанции в соответствующие папки, заботливо приготовленные Пьетро. Каждый день быть вместе, принимать каждое решение вместе, знать наизусть запах, тело, характер другого человека — вот из чего складывался наш брак. Все прочее было неизведанным бурным морем, перебираться через которое не стоило.

Прошло минут десять. Пьетро уснул, а я лежала, подтянув ноги к груди и глядя на стену, и надеялась, что мне больше не придется противостоять воде; средства борьбы, которые предоставила мне ночь, уже использованы и нисколько не помогли. Я делалась незримой, всей душой желая, чтобы Пьетро видел меня, если я буду тонуть, буду умирать.

Двойником самого темного страха является удивительная легкость, поэтому мне захотелось заняться любовью, всепоглощающей, как в первые дни. Я повернулась и начала порывисто ласкать мужа, но из его рта раздался звук, похожий на всхлип, а тело сжалось, словно защищаясь. Мы могли бережно касаться друг друга, баюкать друг друга, но возможность заниматься любовью заставляла нас отступать подобно напуганным животным; она не повышала нашу уверенность в себе и в другом, скорее наоборот, предвосхищала потерю той малой телесной близости, которую мы обрели с таким трудом. Мы знали друг друга слишком хорошо и смущались вида своих обнаженных тел, понимая, что ни один из нас двоих не устоит перед этим зрелищем, но не потому, что находит тело другого красивым или притягательным, а потому, что уже не знает, что и как ему сказать, с тех пор как в постели между нами спит словарь того языка, на котором мы прекратили говорить.

Снова повернувшись к мужу спиной, я стала сверлить глазами стену и размышлять. Совет, данный мне Пьетро десять лет назад, оказался дельным, и я много раз мысленно благодарила за него мужа. Я перекладывала часть боли в свои придуманные правдивые истории для радиопередачи, переливала в них воду, которая текла из моего прошлого, и уповала на то, что сочинительства мне будет достаточно для спасения. Долгое время тактика срабатывала, но с недавних пор в моей голове раздавался тревожный голос, который нашептывал: «Чтобы брак не утонул, одной благодарности мало».

Мучаясь бессонницей, обливаясь потом, слушая размеренное дыхание Пьетро и боясь гибели, я ждала рассвета, который упрямо не хотел наступать. Но все заканчивается рано или поздно, и те люди, которыми мы были или которыми считали себя, остаются в прошлом. С первыми лучами солнца я молча поднялась, поцеловала спящего мужа в губы и отправилась на вокзал.

Часть первая. Имя

Гнездятся они только там, где грязно