Прощайте, скалистые горы!

— Насчёт незнакомой речки и отмелей разных это ты зря, Чупин, — снова заговорил Шубный. — У меня случай интересный был в жизни. Работал я на лесоразработках. Деньгу зашибить не удалось. Прихворнул. С месяц в таёжном шалаше провалялся. А как окреп, дал ходу на Двину! Прослышал я на берегу среди лесорубов, что нет лоцмана, который бы смог провести лес по реке. Весной Двина бурная, разливается, кое-где не разберёшь: русло это или приток на пути. В эту пору опасно плоты вести. Бригада сплавщиков есть, а лоцмана нет. Дай, думаю, я в лоцманы запишусь. Сплавщики — народ опытный, на всех верстах по Двине воду пили, подскажут, чуть чего. Порядки, команды и обычаи я знал сызмальства… Иду в контору к управляющему, для приличия перекрестился на пороге и — бац, паспорт на стол. В конторе сидели двое. Кто главный — и сейчас не знаю. Один спрашивает: «Вам в такую пору приходилось…» — а дальше какое-то слово завернул учёное, что я не разобрал, — в общем, приходилось ли проводить плоты? А я, так это, подбросил брови и говорю: «Я хочу завтра отдать концы. Как насчёт продуктов и водки, каков будет аванс?» И на мой вопрос был дан точнейший ответ… Познакомился немедля с бригадой сплавщиков, отобрал двух и ушёл в посёлок. Вернулись с закуской и двумя вёдрами водки. Угощал из большой кружки, а сам ни капли в рот не взял. Говорок пошёл: «Вот так лоцман! Душа человек! Бывало по стопочке перед походом давали, а этот — кружкой за свой счёт. Да мы с таким… Да мы за такого…» Утром подходят ко мне трое работяг с бородами и говорят: «Погодка-то сегодня — загляденье. Может, тронемся?… Рвутся все к работе». Я отвечаю им: «Без хорошего совета, как в море без привета. Что ж, я тоже думаю, пора». И мы поплыли. На вторую ночь подходит ко мне уже знакомый бородач и советует: «Не переждать ли до утра? Погодка-то разгулялась, место, сами знаете… Не напороться бы… Долго ли до беды». Отвечаю: «Бережёного, как говорят, и Бог бережёт. Переночуем около берега, согласен». А утром дальше тронулись. Не упомнил я всех советов, да только с помощью и смекалкой сплавщиков сдал лес целёхонек. Получил деньги, рассчитался со всеми, и пошли мы в чайную. Заказал я себе пивную кружку водки, чокнулся с каждым и сказал маленькую речь: «Лоцманом я никогда не был, на плотах только рыбу ловил мальчишкой, да и то мужики прогоняли, а на реках плавал больше без штанов, да на лодке за пятак около берега. Спасибо вам за службу». Сказал так, залпом выпил водку, схватил картуз, поклонился в землю и ушёл. Хотелось мне посмотреть на них после этой речи, да побоялся вернуться.

— Ох, и травила ты, Фома, — Ерошин подтолкнул в бок Шубного и заулыбался.

— Порядок, — вставил Борисов. — У нас есть командир, боцман, есть сигнальщик, радист, матросы. А теперь и лоцман объявился. На баржу хватит команды. Верно, Шубный?

Но Шубный ничего не ответил. Он уже спал, укутавшись с головой плащ-палаткой.

Короток поздней осенью день в Заполярье. Без солнца, пасмурный, по-вечернему серый. Поэтому ночь наступает так же неожиданно быстро, как и рассвет. Сопки сливаются в неясную чёрную тень, а далеко в море исчезает полоса горизонта. Птицы не щебечут, и только неугомонный ручеёк где-нибудь под камнем шелестит день и ночь, пока не скует его зимняя стужа. К ночи задувают упругие холодные ветры. Они пронизывают насквозь одежду людей, покрывают коркой льда землю и камень.

…На сопке, где разместился отряд Ломова, к вечеру засвистел ветер и потом, как бы окрепнув, завыл, как перед бурей, захватывая дыхание. Плащ-палатки пришлось снять. Они надувались парусом и готовы были улететь.

С наступлением темноты Ломов снял посты, выслушал сменившихся с вахты наблюдателей. За день у немцев ничего особенного не произошло. Перед вечером колонны людей провели обратно по дороге, немцы ушли с ними. Инструмент, тачки и тележки были сложены во дворе. Ворота остались открытыми. Из-за наступившей темноты наблюдатели не видели, остался ли кто в доме.

Ломов собрал всех разведчиков и, присев к ветру спиной, рассказал план нового движения по воде. Лейтенант назначил Чистякова, Борисова и Ерошина в разведку места посадки отряда. Поручил им разыскать во дворе дома весла и выбрать у реки две больших шлюпки. Потом он решил поговорить о дисциплине. В беседе Ломов умышленно преувеличил нарушения маскировки и хоть не видел лиц разведчиков, чувствовал, что никто и не думал оправдываться; все ждали команды на марш.

Чистяков, Борисов и Ерошин ушли в разведку. По склонам сопки они спускались к реке. Ветер прижимал их к граниту, заглушал стук сапог.