Прощаю себе. В 2 тт. Том 2

Кто желает похваляться семьей, для того семья и дети становятся рабочим объектом. Уставшая за день женщина, заваленная домашними работами, внешне как будто заботится о семье, однако фактически все это выполняется ею, чтобы не опозориться. Цель – не опозориться – оправдывает средства. У матери уже нет времени прикоснуться к ребенку или насладиться детским прикосновением. Она не замечает, что ребенок начинает ее сторониться. А если замечает, то, вероятно, вздыхает с облегчением, поскольку теперь ей стало легче. Приходит день, когда ребенку уже не хочется прикасаться к матери. К чему лезть на рожон! Вскоре ребенок противится тому, чтобы мать к нему прикасалась. Если мать прикасается к нему с тем лишь, чтобы сделать критическое замечание, причинить боль, схватить за шкирку, оттолкнуть, наказать, то такое прикосновение ему не нужно. В итоге получается человек, который не выносит проявлений нежности. Сам никого не ласкает и не желает, чтобы ласкали его. К матери относится, скорее всего, буквально с ненавистью.

Если ребенок мечтает лишь о материнской ласке, а остальных ни на шаг к себе не подпускает, это означает, что его мать практически не видела ласки от собственной матери – рабочей скотины. Материнскую ласку заменили бабушки, няни, воспитатели, которые, возможно, были очень хорошими людьми, но они не способны заменить мать, подарившую ребенку жизнь. Таким образом, протест ребенка против чужой ласки есть протест против бабушки по материнской линии, прожившей жизнь рабочей скотины.

Если в семье растут сыновья, матери дышится легче, так как, согласно бытующему мнению, сыновей не пристало ласкать. Лишь воспитание в духе суровости и аскетизма способно якобы сделать из сына сильного мужчину. Даже если матери самой приходится несладко с неприветливым, суровым мужем, это не заставит ее изменить своего мнения. Ни одна мать из разряда рабочих скотин не признается в том, что это благодаря ее воспитанию сын стал настолько непробиваемым, что невестка вынуждена его бросить, так как набила себе синяки в тщетной попытке пробить его броню. Матери стыдно признаться в собственных ошибках – ни к чему лишние угрызения совести, проще винить во всем невестку. Но и эта ошибка исправима. Кто это признает, тот исправляет.

У ребенка, чей родитель вырос без ласки, может наблюдаться еще больший протест против ласки. Такой ребенок избегает любого прикосновения, не желает садиться на колени, принимается орать благим матом, если его погладить по голове, обнять или чмокнуть, причем даже если ласка исходит не от чужого, а от собственной матери. В целях сохранения мира в семье от ребенка держатся подальше и предупреждают на его счет посторонних. Проблему разрешает возникновение кожного заболевания: к человеку с таким заболеванием люди избегают прикасаться. Подобный человек непременно говорит, что вырос в семье, где не принято было выражать ласку и нежность. Такое объяснение дается им в качестве самооправдания и самозащиты, если кто-то требует ласки от него. По существу он прав, так как несет в себе суммарную стеснительность родителей в плане выражения чувств.

Пока у этого человека чувства еще не уничтожены окончательно, ему охота заниматься сексом. Желание мужчины дотрагиваться до женщины лишь половыми органами является следствием превращения его родителей в рабочую скотину. Кто превращается в машину, тот даже этого не желает, даже если не является импотентом. Перегруженные работой женщины не желают заниматься сексом, ибо для них это – бесстыдная работа, урезающая и без того краткое время, остающееся для сна либо для общения с детьми, а также с собой. Однако от жизни никуда не денешься.

Нереализованная сексуальность порождает сексуальные фантазии. Чем сильнее стыд, испытываемый за собственную сексуальность, тем она выше: пребывающая в спячке сексуальность начинает сама себя реализовывать. Возникает инстинктивная подсознательная деятельность. Если со временем человек этого стыдится, то она реализуется в сновидениях либо во время сна из-за сокращений влагалища, которые могут быть столь же приятными, как половой акт, либо столь же неприятными, как чувство стыда за подобное бесстыдство. Женщина, воспитавшая себя отчаянной моралисткой, может получить от этого психическую травму, ибо она бессильна против потребностей своего тела, а самой проявлять активность не позволяет гордость и ложный стыд. Муж так и остается ею не разбуженным, а половая жизнь – не прожитой. Частичка сексуальности, умерщвленная чувством стыда, застаивается в теле в виде невыведенных половых гормонов и умерщвляет организм.

У женщины, поймавшей себя с поличным, однако продолжающей считать себя нравственной, от чувства вины сон непременно делается более поверхностным. Вскоре она испытывает очередной шок, когда обнаруживает, что муж онанирует во сне. Для женщины с нереализованной сексуальностью онанизм мужа является верным знаком того, что муж ее не желает. Какой ужас: муж предпочитает заниматься рукоблудием. Шок усугубляется, если муж отрицает свою вину. Муж, спавший глубоким сном, ни за что не признается в прегрешении. Во-первых, потому, что ничего не помнит. Во-вторых, потому, что к мастурбации всегда относился с презрением и осуждением. В-третьих, он уже испытал некоторое проявление импотенции и старается, подавляя половой инстинкт, отодвинуть это несчастье на как можно более далекое будущее. Потому он и исключает вероятность того, что собственноручно возбуждал свою плоть.