Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей

Флейта подхватила мотив. Ее низкий голос сливался со звуками арфы, придавая мелодии почти невыносимую глубину.

Я запела последнею строфу, ту, что узнала от Люка. В любой другой день я бы забыла слова — но не сегодня. Казалось, слова, слетая с моих губ, приобретали новое значение: они словно оживали.

Я сама стала героиней песни.

Нет, не вернется любимый ко мне.
Голову он положил на войне.
Некого больше мне ждать у окна.
Сердце навечно сковала зима.
Не петь мне больше для тебя,
На арфе не играть. Не петь мне больше никогда,
Тебя не обнимать.

К тому моменту, когда мы добрались до последних нот, Люк так широко улыбался, что почти не мог играть. Я позволила своему голосу постепенно стихнуть, умереть вместе со звуками флейты.

В зале царила гробовая тишина.

Зрители вскочили на ноги, хлопая и свистя. Даже судьи не усидели. Я прикусила губу, залилась краской и переглянулась с Люком.

Мы освободили сцену для следующих конкурсантов. Люк сжал мою руку. Его лицо словно светилось изнутри.

— Отлично! Просто отлично! Мне нужно идти, вернусь к вечеринке.

— Куда ты? — спросила я, но он уже исчез в толпе. Я почувствовала странное опустошение.

Два

— Надень что-нибудь поприличней, — сказала мать и вышла из комнаты.

«Спасибо за совет», — подумала я, глядя на беспорядочную кучу одежды на кровати. Я еще не решила, что именно надену на вечеринку, но уж точно не то, что выбрала она.

Сейчас в моих руках было платье, которое мне присоветовала мама. В нем я выглядела как пенсионерка, сбежавшая из дома престарелых. Бросив его на кровать поверх строгих платьев и брючных костюмов, я выглянула из окна. По прозрачному небу плыли пушистые облака, скрывая солнце и смягчая жару. За ними прятался и серебристый диск луны (если он все еще был там).

Вместо того, чтобы одеться, я вставила в проигрыватель диск, сдвинула кучу одежды на край кровати и рухнула на покрывало. Из колонок полилась музыка, оживляя воспоминания о том, как я играла на сцене.

Черт побери, Люк Диллон и вправду существует. Трудно поверить. Человек не может просто взять и материализоваться из сна.

Я позволила себе несколько минут помечтать о Люке. Я вспоминала его немногословность: он говорил, будто знал цену каждому слову. Я вспоминала нежный голос его флейты, страстный и готовый поведать все секреты. Я вспоминала его глаза, ясные, как стекло. Я представляла себе, как он берет меня за руку, и я становлюсь одним из его секретов. Мне было неловко, что вместо того, чтобы встать и одеться, я валяюсь на кровати и думаю о парне, но ни один парень никогда не нравился мне так, как он.

Хотя нет, вру. В седьмом классе я влюбилась в одноклассника, Роба Мартина. Он был худощав, темноволос и напоминал задумчивого ангела. Падшего ангела. Пользуясь своей неприметностью, я каждый день неотрывно смотрела на него, но так и не набралась смелости заговорить. Я знала, что он почти святой: он громко рассуждал о защите прав животных и выковыривал мясо из обедов в школьной столовой. Однажды перед всем классом он отчитал учителя за то, что тот пришел в кожаном пиджаке. Он употреблял слова вроде «анафема» и «классовая ненависть». Он стал моим кумиром.

А за несколько дней до летних каникул, когда я тенью следовала за Робом во время перемены, я увидела, как он ест сэндвич с ветчиной.

С тех пор я ни в кого больше не влюблялась.

Закончилась одна мелодия и, навевая сладкую грусть, полилась другая, моя любимая баллада «Если бы я был черным дроздом». Я начала подпевать. Вдруг ухо уловило знакомую фразу. В душе засаднило, будто заноза в пальце. Так вот откуда моя неожиданная способность к импровизации. Мелодия, которую я считала своей, в чем-то повторяла звучавшую из колонок. Не с точностью до ноты, но весьма ощутимо. Я внимательно прислушалась. Нет, не эта часть. И не эта. Постойте, вот эти несколько нот… Да. Стало болезненно очевидно, где я черпала вдохновение.

Я тяжело вздохнула, в глубине души, однако, почувствовав облегчение. Если существует правдоподобное объяснение моих неожиданно пробудившихся способностей, может, и появление Люка можно объяснить. Ведь люди и вправду не приходят из снов. Наверное, я раньше его где-то видела. Он музыкант… может, играл в какой-нибудь группе? Я ничего о нем не знала, кроме того что он красив, талантлив и увлечен мной. Что еще могло иметь значение?

Хотя его неожиданное появление в туалете…

— Дейдре! — крикнула мать. — Ты собралась?

— Да, мам! Уже иду!

Когда мы добрались, я порадовалась, что не пошла у нее на поводу. Конечно, народ пришел не в джинсах, но и маленьких черных платьев не было видно. Голубой сарафан и белые сандалии на ремешках идеально соответствовали обстановке. Плечи и шея были открыты — на случай, если снова появится Люк.