Прощальное эхо

Жанна продолжала говорить, а Наташка представляла себе смущенного и покрасневшего Потемкина. Она так ясно видела любимую горбинку на его носу, краснеющую в первую очередь, губы, в полуулыбке опустившие куда-то вниз свои уголки, и ровно подстриженные черные волосы на висках, виднеющиеся из-под медицинского колпака. Наверняка он не знал, куда девать руки, неловко переступал с ноги на ногу, а в конце концов радостно рассмеялся вместе со всеми, уже не обороняясь, а счастливо принимая шутки по поводу того, что его «охомутали», «заарканили» и «обженили». Даже хорошо, что ее не было в этой развеселой компании. Она бы, наверное, не смогла шутить. Интересно, а что бы подумал Андрей, глядя на ее мрачное лицо? Что она дебилка с замедленной реакцией, что она завистница, или что у нее плохое настроение? Он мог подумать все, что угодно, потому что ничего о ней не знает. «А он ведь действительно ничего обо мне не знает! — с каким-то даже ужасом подумала Наташа, чувствуя, что опять перехватывает дыхание. — Ровным счетом ничегошеньки. Ну считает, что я неплохая операционная сестра, правда, с пошаливающими нервишками, ну видел, как я выносила судно вместо санитарки, ну наблюдал в течение пяти секунд мои ужасные белые трусы. И все. Все!.. Работая рядом, мы почти не общались. Да нет, почему мы? Это я умудрилась не общаться с ним, хотя много раз предоставлялась возможность просто поговорить… Разве можно полюбить человека, да хотя бы проникнуться к нему симпатией, ни разу не перекинувшись с ним словом хотя бы о погоде?»

Наверное, она в этот миг побледнела, потому что Жанна снова заботливо и печально заглянула к ней в глаза:

— Тебе что, плохо? Нет?

— Я же сказала, все нормально! — выкрикнула Наташа, едва не сорвавшись в истерику. Сейчас ей важно было удержать в мозгу мгновенно промелькнувшую искру надежды, важно было не затушить ее, не потерять такой шаткий, внезапно установившийся настрой. Силы и решимость могли оставить ее в любую секунду, поэтому она, судорожно скомкав воротник халата у горла, вскочила с кушетки и бросилась вон из сестринской.

К счастью, Андрей был в ординаторской. Когда дверь распахнулась и на пороге появилась запыхавшаяся и красная Наташка, он только удивленно приподнял брови и оперся широкой ладонью о стол. Как достаточно опытный врач, он готов сию секунду бежать на помощь больному, которому требуется срочная помощь.

— Что случилось? Где? С кем? — спросил он почти скороговоркой, поднимаясь со стула.

— Ничего не случилось, — она разжала кулачок и выпустила измятый воротник халата, ставший похожим на перекошенное испанское жабо. — Точнее… Андрей Станиславович, мне очень нужно с вами поговорить, и это срочно.

— Милая дама, — подал голос из кожаного кресла в углу рыжий Вадим Анатольевич, — а вы в курсе, что с Андреем Станиславовичем теперь посторонним женщинам разговаривать строго запрещено? Вы знаете, что через три недели он станет женатым мужчиной?

Вадим Анатольевич, как ни странно, после того случая в душевой совершенно не испытывал смущения перед ней. Ему было безразлично, что она видела его голым, да еще и в такой пикантной ситуации. Впрочем, это, наверное, было и правильно, зачем акцентировать внимание?

— Я знаю, — отозвалась она, чувствуя, как яростная решимость постепенно покидает ее. — И все-таки…

— И все-таки что? — снова спросил Вадим Анатольевич.

В этот момент Андрей поднялся из-за стола и миролюбиво произнес:

— Ладно, оставь девчонку в покое. Пойдем, Наташа, поговорим.

Она развернулась в дверях, как оловянный солдатик, и вышла из ординаторской. На слуху оставались его слова: «Оставь девчонку в покое». Девчонку, мальчонку, собачонку… Андрей вышел следом и прикрыл за собою дверь.

— Ну рассказывай, что произошло? — Он с интересом рассматривал ее. Наташка поймала на себе его взгляд и почувствовала, наверное, то же, что ощущает человек в сорвавшемся вниз лифте. Она вдруг впервые заметила, что у него по смуглой коже лица от уголков глаз наметились тоненькие сухие морщинки и что края бровей не рассеченные, просто волосы в этих местах более редкие.

— Андрей Станиславович, — прошептала она, боясь оторваться от его глаз, ведь тогда лифт точно упадет и разобьется. — Андрей… Давайте выйдем на улицу и поговорим там. Это очень важно.

— Ну ладно. — Он пожал плечами, видимо, несколько удивленный фамильярным обращением «Андрей». — Пойдем, поговорим…