Я не спрашивала себя, почему он не отвечает, потому что в глубине души уже знала. Прошло несколько минут, прежде чем я набралась смелости и положила руку на его сердце в поисках биения, которого, как уже знала, не найду. Еще несколько минут ушло на то, чтобы проверить артерию на шее в поисках пульса, которого там не было, и еще одна минута — чтобы проверить запястье. Пульса не было нигде. Папа умер, пока ждал меня в маленькой кладовке. Я попросила его не обращаться за медицинской помощью, потому что сама бы могла помочь. Вместо этого он умер, дожидаясь меня. Папа умер из-за меня. Задыхаясь от боли и горя, я оторвала лоскут от платья, чувствуя, как болью отдает в другую часть моей души, и плакала беззвучными слезами, которые никак не могли остановиться. Папы не стало, мамы не стало, и Якоба не стало, насколько я понимала. Впервые в жизни я осталась совсем одна. Папа всегда начинал молитву над нашими усопшими родственниками, но здесь некому было произнести траурный кадиш, кроме меня.
— Йитгадал в'йиткадаш ш'мей раба. Б'алма ди в'ра хирутей…/Да возвеличится и освятится Его великое Имя. В мире, сотворённом по Его воле.
Я произносила слова на иврите, стараясь сохранять твердость, но мой голос надломился. В тишине я пыталась вспомнить голос папы и слова, которые я слышала уже слишком много раз.
В тот день я из хорошего человека вмиг превратилась в ту, кто отчасти виноват в смерти своего отца.
Я сидела рядом с безжизненным телом папы и рассказывала ему о том, что мне пришлось пережить за последние два месяца, говорила, как боюсь умереть. Твердила ему, что стараюсь быть храброй, но ужасы, которые вижу каждый день, порой становятся хуже кошмаров. Отчасти я немного завидовала папе, как и в случае с мамой. Ему больше не было больно, он больше не страдал, и он снова был с мамой. Может быть, мне не нужно так стараться выжить, — это все, о чем могла думать в тот момент.
Я долго сидела в той темной комнате. Хотела остаться там до самой смерти, но потом поняла, что тогда папа умер напрасно. Я не могла так поступить с ним. Мне нужно почтить его память и сделать все возможное, чтобы пережить этот кошмар. Я должна выискивать любой кусок еды, который только попадется мне под руку, и есть его. Пообещала себе, что буду брать еду у Чарли, когда он принесет ее мне, потому что папа хотел бы, чтобы я так поступила.
Достав курицу и сладкую булочку, которую принес мне Чарли, дочиста обгрызла косточку. Несмотря на то, что у меня болел живот, знала, что не могу позволить этой еде пропасть. «Еда — это дар Божий, который никогда не должен пропадать зря», — всегда говорил папа, а затем добавлял: «Именно поэтому я всегда буду счастливым толстым человеком». Но сейчас от папы остались лишь кожа да кости — вялые и безжизненные. Его хрупкое тело лежало передо мной, но душа оставила меня здесь одну. Я взял его руку и поцеловал ее в последний раз.
— Папа, моя любовь всегда будет с тобой. Покойся с миром.
Глава 12
Эмма
У меня дрожат руки, и я чувствую себя эмоционально истощенной, закрывая дневник. Я не могу вымолвить ни слова, тупо пялюсь в темноту парковки, пока мимо не проносится машина скорой помощи, подъезжая к аварийным дверям. Мигающие фары заставляют меня сфокусировать взгляд, и я возвращаюсь к реальности, понимая, что не одна.
Джексон нежно поднимает мою руку с колен и переплетает свои теплые пальцы с моими.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Не знаю. — По правде говоря, я озадачена. — Я просто в шоке.
— Ты не знала ничего из этого?
— Нет.
— Теперь понятно, почему твоя бабушка рассказывала мне, как правильно установить кардиостимулятор, — с намеком на смех говорит он.
— О чем ты? — не поняла я.
— Я полагаю, она должна была стать врачом или медсестрой.
— Нет, не стала. После эмиграции бабушка работала в международной службе Красного Креста, вплоть до смерти моего дедушки десять лет назад.
— Ого, — удивляется Джексон. — Похоже, она знает много медицинской информации.
— И еще кое-что, о чем я никогда не догадывалась.
— Она никогда не рассказывала о твоем прадедушке? — спрашивает Джексон.
Я зажимаю кончик большого пальца между зубами и качаю головой. Я думала, что знаю бабулю.
— Вероятно, это не то, что она хотела бы помнить, — рассуждает Джексон. — Люди, пережившие травму, иногда блокируют воспоминания, даже не прилагая к этому усилий.
— Однако все это время дневник лежал у нее под кроватью.
— Думаю, у тебя еще будет шанс поговорить с ней о прошлом, — сжимая мою руку, говорит он, и его лицо озаряет небольшая улыбка.
— Да, очень на это надеюсь. — Я отвечаю ему долгим вздохом.
— Может, это странно, что я хочу услышать больше? Никто никогда не говорит об этой части истории, и я сильно заинтригован, — добавляет Джексон.
— Я не думаю, что это странно. Мне льстит твой интерес, и приятно, что есть с кем этим поделиться, — признаюсь я ему. — Многое нужно переварить и осмыслить.
Джексон смотрит на время на приборной панели, и я тоже бросаю туда взгляд. Сколько уже сейчас?
— Видимо, ты медленно читаешь, — шутит он.