Прощальный фокус

Даже в таких непростых обстоятельствах Сабина была рада показать им свой город. Лос-Анджелес, как она считала, хают просто оттого, что не понимают. Очернять Лос-Анджелес – все равно что очернять прекрасную девушку, которой от природы достались ровные зубы, чистая кожа и учтивый характер, а от родителей – богатое наследство. Девушке, которая всем на удивление танцует на свадьбе аргентинское танго. Пока Айова изнемогала от лютых морозов, Нью-Йорк тонул в пучине криминала, а Юг коснел в отсталости и рознях, Лос-Анджелес зарывал свои стройные ступни в пески Тихоокеанского побережья и нежился на солнце. Прочая Америка по средам выставляла за порог мешки с мусором, регулярно раскошеливалась в платной прачечной и долгими вечерами ждала, когда же с города молочных рек и кисельных берегов собьют спесь. О, как радовалась прочая Америка, когда такое случалось! Она сказывалась больной, отпрашивалась с работы, не пускала детишек в школу, чтобы всей семьей усесться перед телевизором и всласть насмотреться, как злой рок настигает безобразно благословенный Лос-Анджелес, как бушуют пожары в каньонах, как размывает фундаменты домов по Тихоокеанской автостраде в Малибу. А еще там бывали землетрясения. И общественные беспорядки. «Говорила же я вам, – шептала детям прочая Америка, – нехорошее это место!» И правда – молодые парни в образцовом городе сбивались в банды, резали друг друга, а потом и сами себя на буйных празднествах. Появились районы, куда не стоило заглядывать вечерами, и районы, куда лучше не заходить и днем. Город точно затаился. «Он уже не тот, что прежде», – твердили все вокруг.

Но Сабине не было нужды спрашивать себя, верна или не верна она своему городу. Она любила Лос-Анджелес и не покинула бы его никогда и ни за что. Каких только ужасных и позорных событий не пережила она вместе с городом – и это лишь укрепило их связь. Как жила бы Сабина без этих пальм, без Голливудских холмов? Она родилась в Израиле, но выросла среди аккуратных, тщательно политых квадратиков газонов и густых фиолетовых плетей бугенвиллей, цветущих на крышах гаражей. Она слушала речь на непонятных языках, звучащих словно музыка. Вдыхала запах океана. Обожала водить машину. Отработав шоу и отправляясь домой, они с Парсифалем часто выбирали длинный путь через Малхолланд, чтобы полюбоваться огнями в каньоне. «В Северной Дакоте такого не увидишь», – говаривал он. Они жили в великолепии обильно орошаемой пустыни, где чудесным образом росло и процветало то, что по законам природы ни расти, ни процветать не могло. Жили на самом краю страны, которая плевать на них хотела, но были обласканы ею. Это был их дом. Не говорите дурно о Лос-Анджелесе ни Парсифалю, ни Сабине.

И вот отдохнувшие, умытые, одетые и позавтракавшие Дот и Берти Феттерс вновь сидели в машине Фана. В полной готовности. Ни словом, ни взглядом не намекнув, что этого они и ждали, что Сабина задолжала им прогулку по Лос-Анджелесу. Наоборот, их переполняла благодарность за преподнесенный им щедрый подарок.

– Честное слово, – сказала с заднего сиденья Берти, – это так мило с вашей стороны! – Ее кудри, выглядевшие сегодня скорее ярко-золотистыми, чем каштановыми, были отведены от лица и забраны под псевдочерепаховый гребень. Лицо хорошенькое, если как следует присмотреться. Под бровями – следы от туши, точечки, оставленные кончиками ресниц. При всей многоликости Лос-Анджелеса средне-западный стиль был здесь редкостью.

Миссис Феттерс, либо еще не вполне проснувшаяся, либо мучимая легким похмельем, все поглаживала руку Сабины в знак благодарности.

Сабина не забыла ничего из вчерашней беседы. Особенно – исправительное заведение для мальчиков в Небраске. Но в это утро она была не в силах обвинять маленькую хрупкую женщину на соседнем сиденье. И от того разговора в сердце осталась теперь только грусть – гнев же куда-то улетучился.

– Так что бы вам хотелось увидеть в первую очередь? С чего нам начать? Киностудии? Битумные озера? Океан?

– Где Гай работал? – Берти перегнулась через спинку сиденья. – Фокусники все работают в каком-то специальном месте или то тут, то там?

– Фокусы не были единственным его занятием, – сказала Сабина. – И на жизнь мы зарабатывали не ими. – Ей показалось, что на лице миссис Феттерс промелькнула тень разочарования, словно она заподозрила сына в карьерной неудаче. – На это не проживешь, может быть, десяти-двадцати фокусникам на всю страну это удается. И это очень тяжелый хлеб – по существу, жизнь на колесах. Парсифаль держал два магазина ковров. Это была его работа.

– Так он торговал коврами? – спросила Дот Феттерс.

– Когда мы познакомились, он работал в антикварном магазине. А потом занялся элитными коврами. Бизнес идет отлично. У Парсифаля было превосходное чутье.

– Я сразу заметила, что в доме у вас потрясающие ковры, – сказала Берти, радуясь своей прозорливости.