Несмотря на существование коммунистической цензуры, книг в Албании было вполне достаточно. Это были издания времен королевства, а также книги, вышедшие позже, во время итальянской и немецкой оккупации. Многое в нашей истории было не совсем так, как это излагалось в коммунистической версии. Например, в период 1939–1943 годов Албания называлась не оккупированной, а объединившейся с Италией. Король Виктор-Эммануил именовался Королем Италии и Албании и Императором Эфиопии. Как видите, у нас было одно государство с Италией и чернокожими эфиопами. В одном из эссе я написал, что в то время первым поэтом Албании — совершенно официально — считался Данте Алигьери! И так оно и было на самом деле.
И немецкая оккупация была совсем не такая, как у вас. Албания официально именовалась союзницей Германии, у нас было свое коллаборационистское правительство и даже регентство — в ожидании возвращения короля.
Я привел эти примеры для того, чтобы показать, что культурная жизнь продолжалась и во время оккупации: выходили газеты, работал театр, издавались книги.
Я читаю по-албански, по-русски, по-французски и по-английски.
С этим журналом я был знаком очень хорошо во время учебы в Москве, да и впоследствии тоже. Как раз в то время, когда я был студентом в Институте Горького, в этом журнале были напечатаны мои стихи. В нем я прочел многие вещи, которые тогда назывались модернистскими. Вспоминаются, к примеру, американские писатели Сэлинджер и Апдайк. И многие другие. Некоторые номера этого журнала у меня и сегодня есть в моей библиотеке в Тиране.
Поскольку я очень высоко ценил журнал "Иностранная литература", публикация моего романа "Генерал мертвой армии" доставила мне двойную радость. Во-первых, потому что это был мой первый роман, изданный на русском языке. И во-вторых, потому что это опубликовал журнал, рассчитанный на читателя высокого уровня и всегда славившийся своим либеральным духом.
Я не знал о том, что на роман была отрицательная рецензия из ЦК вашей партии. Если бы знал, то, могу сказать совершенно искренне, почувствовал бы еще большую радость. Если коммунистический ЦК выступает против какого-то писателя, этот писатель должен радоваться. Против меня выступали два Центральных Комитета. Один в моей собственной стране, самый опасный для меня, поскольку был албанским и сталинистским. Другой — ваш, не игравший в моей жизни никакой роли, поскольку был менее сталинистским и находился за границей.
Вы упомянули о том, что мои книги были запрещены у вас. В этой связи не могу не вспомнить, что мы, писатели бывшего Восточного блока, учились по запрещенным книгам. Сначала это были книги западных авторов, тех, кого называли "буржуазными декадентами". Потом книги наших старых отечественных писателей, считавшиеся вредными. Затем дошла очередь и до нас. У меня было четыре или пять таких запрещенных книг. И тем не менее я всегда помнил, что Россия — это страна, где издали мою первую переведенную книгу, еще в 1960 году. Честное слово, даже не верится, что меня издали в Москве раньше, чем в Париже, где первая моя книга вышла десятью годами позднее, в 1970-м.