Прощальный поклон капитана Виноградова

Там, далеко, за две тысячи километров отсюда, в родной северной столице, их – личный состав одного из самых элитных подразделений МВД – узнавали не только по физической подготовке и лихой беспощадной храбрости: притчей во языцех, предметом бесконечных, хотя и опасливых, подначек и шуток со стороны городских милиционеров было пестрое и довольно безвкусное обилие нашивок и шевронов на форме. Они превращали офицеров и сержантов Отдельного оперативного отряда милиции в некое подобие хоккейного нападающего или афишной тумбы времен заката русского царизма. Сейчас же здесь, в горах, что-то из этих блестящих штучек и бирочек отпоролось само по себе, над чем-то, как, например, над огромной четырехбуквенной аббревиатурой «ОООМ» на спине, пришлось поработать ножом и бритвой.

Бережно хранились только нарукавные питерские шевроны да клинышек трехцветного государственного флага на берете. Даже к погонам отношение было неоднозначным: офицеры отдавали предпочтение армейским, с зелеными звездочками, а сержантский состав вообще предпочитал обходиться без подобных излишеств, мол, свои и так знают, а под чужих снайперов подставляться резону нет вовсе.

– Пойдем, Сергей.

– Пошли.

Высыпая из-под ног острые струйки камней, капитан Виноградов направился вверх, к дороге. Синицын двинулся следом.

Если бы Владимиру Александровичу Виноградову пришлось описывать место, куда его на этот раз занесла неугомонная милицейская судьба, он, наверное, начал бы с того, что здесь называют трассой.

Желтая грунтовая дорога шириной в полтора грузовика, извилистая, прихотливо горбатая. Полоска обочины, порой достаточная для запрокинутого остова сожженного бронетранспортера, а порой исчезающая вовсе. Почти отвесные бурые скалы, стискивающие трассу с обеих сторон и нехотя расползающиеся где-то там, вверху, почти за облаками. Грязный мох, колючки кустов, сведенные судорогой стволы редких деревьев – и ветер, беспощадный и вечный ветер горного перевала.

Капитан новичком на Кавказе не был. И хотя в недавнем прошлом, в советские еще времена, пройти здесь веселым туристом ему не довелось, начавшийся период Большого Развала с лихвой восполнил этот пробел в биографии Виноградова.

Сопливым опером середины восьмидесятых, мотаясь по стране с уголовными делами на спекулянтов и взяточников, он застал еще сказочное гостеприимство местных коллег: цветастые застолья в неприметных и укромных ереванских шашлычных, оплаченный начальником районного ОБХСС номер в отеле с павлинами на берегу Каспия, шумные вояжи вереницы мигающих «Волг» в сухумский обезьяний заповедник… Это потом уже были Наращен, бакинские погромы, эшелоны с беженцами; крестьяне в слезах, голодные дети, окровавленные женщины… Землетрясение – трупный запах и штабеля свежеструганых гробов на платформах. Республика горцев, стрельба по ночам, черные пиратские вертолеты, тонущий катер с красным крестом. Первые заставы на Вардино-халкарской границе, игры в казаков-разбойников, похожие на далекое детство, с той только разницей, что и казаки, и разбойники настоящие, а проигравшего убивают…

Капитан устал. Отсчет времени до пенсии шел для него еще даже не на месяцы – на годы! – но их, этих оставшихся лет, было уже не так много. Был шанс дослужить.

– Шеф! – внезапно зашипела прицепившаяся к плечу радиостанция. – Шеф, я вас вижу!

– Аналогично! – парировал репликой из мультфильма про колобков-сыщиков Владимир Александрович и автоматически зашарил глазами по нависшей над дорогой каменной глыбе. Потом спохватился: – Очистить эфир! Первый пост, будете наказаны.

– Понял. Пардон. Менять нас не пора? Жрать охота!

– А бабу вам не прислать туда? Всё, отбой!

Радиостанция обиженно пискнула и умолкла.

– Здорово слышно. – Синицын прикурил и аккуратно сунул жженую спичку обратно в коробок.

– Видимость хорошая. Сырой воздух, – пожал плечами Владимир Александрович. – А за скалу зайди – ноль баллов. Со станцией, например, связи нет и не было, ретрансляторов штук десять надо или телефон тянуть. Хотя всего-то километров пять, если по прямой.

– Где ж ты тут прямые нашел, – вздохнул оперативник. – Одни загогулины.

Впереди, в метрах в ста, трасса уходила за скалу, затем делала еще один поворот, потом еще. А дальше, за перевалом, начиналось то, что в официальных документах именовали «зоной действия чрезвычайного положения»: крохотная окраинная территория бывшего Союза, населенная гремучей смесью из полусотни народностей, племен, кланов, испокон веков шумно и непонятно для русского человека резавших друг друга, стрелявших, взрывавших. Единственным видом созидательной деятельности для местных жителей было выращивание и переработка всяческой дури – экспорт наркотиков, наряду с торговлей оружием и грабежами соседей, составлял основную долю национального дохода.

Сзади, по другую сторону горной цепи, начинались края казачьи, с их хлебным привольем, сытыми грудастыми девками и драчливыми мужчинами.