Прощальный поцелуй

– Иногда, когда было особенно тяжело, – все эти ЭКО, гормоны, дурное настроение, наши с тобой ссоры. Я думала, что, может быть, это знак того, что нам не стоит быть вместе. Но потом я вспоминала хорошие времена…

– Да, хорошего у нас было много.

Вдруг раздался какой-то глухой звук, и Эбби с досадой сообразила, что это урчит ее желудок.

– Это у тебя? – спросил Ник.

Она не удержалась от смеха:

– Я с утра ничего не ела.

– Так давай пообедаем. Тут как раз за углом «Альба».

Когда они жили недалеко от парка Клэпхем Коммон, это был их любимый ресторан. Каждую пятницу они ходили туда ужинать, а потом смеялись и болтали до закрытия. Невинность этого предложения вызвала у нее улыбку. Затишье перед бурей.

– Не думаю, что это хорошая идея, – быстро сказала она.

– Эбби, мы с тобой по-прежнему все еще муж и жена. И я считаю это достаточным основанием для того, чтобы разделить с тобой пиццу.

– Спасибо, но я хочу свою отдельную пиццу. Умираю от голода.

Не успела она еще что-то сказать, как Ник уже остановил проезжавшее мимо такси.

На месте они были через считаные минуты; когда они нашли свободный столик во внутреннем дворике, официант неожиданно узнал их, что очень удивило Эбби, поскольку они переехали из этого района вот уже как три года.

– Я скучаю по этому месту, – бросил Ник, пробегая глазами меню.

Она тоже скучала по этому. Она скучала по простым радостям их прежней жизни.

Она вспомнила лирическую песню Джони Митчелл[59] «Большое желтое такси», которую Ник часто ставил, когда они ездили в Корнуолл, и в которой говорилось о том, что по-настоящему понимаешь, что имел, только когда потерял это.

Она подумала про Роз и Доминика, у которых уже не будет возможности вместе состариться, вместе смеяться, плавать на лодке, есть пиццу вечером в пятницу и заниматься прочими замечательными вещами, как другие влюбленные пары, и у нее защемило сердце.

Ник как будто прочел ее мысли, как будто заглянул в ее голову и увидел там «Последнее прощание».

– Итак, Доминик Блейк был шпионом.

Она кивнула.

– КГБ. Кто бы мог подумать?

– Да, все так. Но теперь выяснилось, что он также работал и на британскую разведку.

– Что ты имеешь в виду? Что он был двойным агентом? Или тройным? – спросил он. – В статье об этом не было ни слова.

Принесли их пиццу, и Эбби понизила голос. К счастью, в патио больше посетителей не было, и она рассказала Нику все, что узнала о Доминике Блейке, радуясь возможности с кем-то поделиться этой информацией и зная, что он ее не осудит.

– Так ты думаешь, что это Джонатон Сомс донес на Доминика русским? – спросил он, когда она закончила свой рассказ, и откинулся на спинку стула.

– Это версия Виктории.

– Черт побери! – воскликнул Ник и глотнул пива. – С такими друзьями никакие враги не нужны. Получается, что Доминик Блейк погиб, вероятнее всего, был убит, а Джонатон Сомс, став пэром, живет в дорогом старинном особняке…

– И это неправильно, не так ли? – сказала Эбби; она была рада, что Ник поддержал ее, что относится к этому так же, как и она, что он возмущен такой несправедливостью.

– А ты можешь разоблачить Сомса?

– Каким образом?

Ник пожал плечами и произнес, как бы рассуждая вслух:

– Статью написал Эллиот Холл. Я подумал, что отец его – Эндрю Шах.

– Так и есть, – сказала она, удивившись, откуда он все это знает.

– Шаху принадлежит одна из крупнейших газетных империй Европы. Прессу много критикуют в последнее время, но вспомни, какой интерес к себе вызвала «Телеграф», когда подняла скандал вокруг растраты государственных средств. И любая газета в мире стремится вызвать такой ажиотаж. Если одна из газет Шаха разоблачит Сомса как русского агента и изменника родины, это будет грандиозной новостью. И тираж газеты резко подскочит.

Эбби покачала головой:

– Сомс принадлежит к истеблишменту, Ник. Как и члены семьи Шаха. Они будут выгораживать друг друга. Именно так все у них устроено. Я об этом много чего узнала за последнее время.

Ник, дожевав последний кусок пиццы, сказал:

– Шах думает только о выгоде. А также о репутации и влиятельности своих газет.

– Слушай, я разговаривала об этом с Эллиотом, и он считает, что не в его интересах признаваться в том, что относительно Доминика он ошибся.

– Но ведь Эллиот всего лишь журналист, – подчеркнуто небрежно сказал Ник. – Обойди его. Выйди напрямую на редактора.

– Это будет пощечиной для Эллиота.

Казалось, это соображение развеселило его. И она подумала, что он догадался. Догадался о том, что было у нее с Холлом.

– Тогда отнеси этот материал еще куда-нибудь. В Би-би-си, например. Может быть, в «Таймс» или «Скай Ньюс».

– Не могу, – тихо сказала она. Она чувствовала, как в ее голос просачиваются интонации прежней Эбби. Той, которая считала, что ее место в архиве, и пряталась от всех и вся.

– Но ты хочешь этого? – спросил Ник.

Она кивнула.