– К чертям всю вашу бражку! – кричал он. – Скоро отбываю к себе в Бененхели, и если у меня не зайдет совсем ум за разум, не вернусь никогда. – Потом принялся петь без склада и лада. – До свиданья, фонтан Флоры, – начал он. – Прощай, Хутатма-чоук. – Он остановился, поморгал и покачал головой. – Нет. Не то. До свиданья, Марин-дра-айв. Прощай, улица вождя Субхас Чандра Бо-о-ос.
(Много лет спустя, когда я тоже приехал в Испанию, я вспомнил неоконченную песенку Васко и даже пропел нечто подобное про себя.)
Ума Сарасвати подошла к этому тоскующему, беспокойному человеку, положила руки ему на плечи и поцеловала его в губы.
Что произвело на него неожиданное действие. Вместо того, чтобы почувствовать благодарность, – а многие в нашей гостиной, включая меня, были бы счастливы оказаться на его месте – Васко ополчился на Уму.
– Иуда, – сказал он. – Знаем-знаем. Из тех, что веруют в Господа-предателя Иуду Христа. Как же, как же, мисс. Видал вас в той церкви.
Ума отошла, залившись краской. Я бросился ее защищать.
– Не надо выставлять себя дураком, – сказал я Васко, и он побрел прочь, высоко задрав нос; чуть позже мы услышали, как он с шумом свалился в бассейн.
– Вот и ладно, – сказала Аурора оживленно. – Теперь давайте сыграем в «Три персоны, семь грехов».
Это была ее любимая комнатная игра. Подкидывая монетку, определяли пол и возраст трех воображаемых «персон», после чего, вынимая из шляпы бумажки, назначали каждой смертный грех, в котором она «виновна». Собравшиеся должны были сымпровизировать историю, в которой действовали три грешника. В тот вечер персонами были Старая женщина, Молодая женщина и Молодой человек; из грехов им достались, соответственно, Гневливость, Тщеславие и Похоть. Едва бумажки были вытянуты, как Аурора, быстрая, как всегда, и, может быть, в большей степени, чем она желала показать, испытавшая воздействие мини-урагана в исполнении Васко, крикнула:
– У меня готово!
– Ой, расскажите! – восхищенно захлопала в ладоши Ума.
– Ладно, таким, значит, образом, – сказала Аурора, глядя в упор на юную почетную гостью. – Гневливая старая королева обнаруживает, что ее сын, похотливый дурак, соблазнен ее молодой и тщеславной смертельной врагиней.
– Замечательная история, – сказала Ума, лучась безмятежной улыбкой. – Вот это да. Наваристый бульон. Прелесть.
– Ваша очередь, – обратилась к ней Аурора, улыбаясь так же широко, как она. – Что происходит потом? Как поступить гневливой старой королеве? Может быть, ей прогнать любовников с глаз долой? Разъяриться по-настоящему и дать им хорошего пинка?
Ума задумалась.
– Этого недостаточно, – ответила она. – Мне кажется, тут нужно более радикальное решение. Потому что соперница, эта тщеславная молодая претендентка, если с ней не покончить вовремя, не устроить ей фантуш, то есть попросту ее не укокошить, уж обязательно свергнет гневливую старую королеву. Наверняка! Ей нужен будет похотливый молодой принц целиком и полностью, плюс все королевство; и она слишком горда, чтобы делить трон с его мамашей.
– И что вы в таком случае предлагаете? – спросила Аурора льдисто-учтивым голосом среди внезапно наступившей тишины.
– Убийство, – сказала Ума, пожав плечами. – Несомненно, эта история не имеет иной развязки. Так или иначе, кто-то должен погибнуть. Либо белая королева возьмет черную пешку, либо та дойдет до последней горизонтали, превратится в черную королеву и возьмет белую. Другого финала я здесь не вижу.
На Аурору это произвело впечатление.
– Ума, дочка моя, а вы, оказывается, скрытная. Почему вы не сказали мне, что уже играли в эту игру?
«Вы, оказывается, скрытная...» Мою мать не покидала мысль, что Уме есть что таить.
– Заявляется ниоткуда и цепляется к нашей семье, как ящерица-чипкали, – беспрестанно тревожилась Аурора, хотя в свое время ее нимало не тревожило столь же неясное прошлое Васко Миранды. – Кто ее родственники? Кто ее друзья? Что у нее была за жизнь?
Я рассказал об этих сомнениях Уме, когда тени от больших лопастей потолочного вентилятора в «номерах для отдыха» гладили ее обнаженное тело, а ветерок от него сушил ее любовный пот.
– Уж с твоей-то семьей мне трудно тягаться по части секретов, – ответила она. – Прости меня. Мне совсем не хочется плохо говорить о твоих близких, но разве у меня одна сумасшедшая сестрица уже в могиле, другая разговаривает с крысами в монастыре, а третья норовит развязать пояс на пижаме у подруги? И еще: чей, спрашивается, отец вот по это место в грязных делишках и несовершеннолетних красотках? И чья мать – прости меня, мой любимый, но ты должен это знать – чья мать сейчас имеет не одного, не двоих, а троих любовников?
Я сел в постели.
– Кто это тебе нашептал? Кто тебе дал выпить этот змеиный яд, которым ты вся насквозь пропиталась?