Перед Скворцовым был обычный человек. И от этого становилось еще тягостней: зверь в обличье человека. Впрочем, зачем же обижать зверье? Оно творит, не ведая, а этот, с разумом, ведал, что творит. И это он застрелил Иру, Женю и Клару…
Выслушав сообщение Лободы о признаниях Мельника и Крукавца, Скворцов почернел лицом. Лобода, не выдержав, пробормотал:
— Товарищ командир, не убивайтесь… Аж прямо обуглились. Но ведь правду не скрывают?
Скворцов судорожно кивнул,
— Товарищ командир, убиваться без толку, возьмите себя в руки.
— А я и не выпускал себя из рук. — Наконец обрел речь, и слова, царапая нёбо, протолкались в глотке.
Назавтра, бреясь, увидел: бледен, взгляд белый, пустой, мертвый — и опустил бритву. Хотя Лобода сказал, что он почернел. Потому опустил, что подумал: полосни по горлу — и вечный покой, никаких мук; бритва была поистине опасная. Сказал себе: не дури, Скворцов, кончай истерику — и добрился…
На Военном совете отряда было решено: за совершенные злодеяния Крукавца и Мельника расстрелять; решение приняли единогласно, хотя вначале Лобода и Новожилов были за повешение; после согласились с большинством: Новожилов охотно, Лобода нехотя. На совете Скворцов попросил: до расстрела свозить Мельника в Ведьмин лес, пусть покажет, где на опушке закопаны женщины. Емельянов сказал:
— Об чем речь! Само собой.
— Я тот лес знаю, — сказал Федорук.
Вторая просьба Скворцова вызвала замешательство. Он сказал:
— Поручите мне расстрелять Степана Крукавца. Надеюсь, вам понятны мотивы…
Смущенное молчание. Емельянов нерешительно:
— Нужно ли тебе самому…
— Нужно! — твердо сказал Скворцов.
И тут его поддержал Лобода:
— Это справедливо. Мельника мы кончим сами, а Крукавца — командир.
Никто не возразил Лободе, только Емельянов недовольно махнул рукой. Скворцов сказал с той же твердостью:
— Я приведу ваш приговор в исполнение.
— Добре, товарищ командир. Выделю вам бойца.
— Никого не надо, Лобода. Я сам… А после съездим с Мельником. Федорук со мной. Лобода, поедешь?
— Да, товарищ командир. Прихвачу двух бойцов из охраны.
— Договорились. — Скворцов поднялся и вышел. Остальные остались на своих чурках, словно он может вернуться, передумав. Хотя все понимали: не передумает…