Прощание на Поцелуевом мосту

Задержанные признались, что согласились за вознаграждение разобраться с каким-то парнем, который насилует девочек. Якобы тот парень заманивает несовершеннолетних к себе домой, накачивает их алкоголем, а потом делает свое грязное дело. Девочки боялись жаловаться, а у насильника большие связи в правоохранительных органах. А потом ему попалась дочка одного мужика, которого знал Колюжный, – их приятеля, взорвавшего себя, и тот попросил наказать. Мужик не шибко богатый, но наскреб на все про все десять тысяч. Калоша поторговался и договорился все устроить за пятнаху…

Они теперь все валили на своего приятеля Колюжного, которого упорно называли Калошей. Мол, Калоша их подбил, наобещал всего, говорил, несчастным девчонкам надо помогать, а то заступиться за них некому… Вроде как и дело благородное, а можно по-легкому бабла срубить.

Задержанных допрашивали по одному, но говорили они совершенно одинаково, словно повторяли выученный текст. Иван Васильевич заглянул в комнату, посмотреть, как со своим делом справляется майор Еремин.

– Значит, вы, гражданин Семочкин, утверждаете, что вам поручили только побить неизвестного вам гражданина? – спросил следователь.

– Говорю, как было. Хотелось по-легкому три тысячи баксов поднять. Калоша ведь нам с Валентином по три штуки пообещал: он даже, это самое, так прямо и сказал: «Можете просто для мебели постоять». А если… Ну всякое же бывает… Типа, если качок окажется, то врежьте ему тоже. Сказал, что можно зубы ему выбить, ребра сломать, по почкам можно бить и по этим… Ну, в пах, одним словом. Но мы даже из машины не выходили. А выстрелов не слышали. И вообще не видели ничего: там же эвакуатор стоял. А потом Калоша пришел и говорит: поехали на дачу, я там рассчитаюсь. То есть нам туда обещали бабки подогнать. Ну, мы приехали в этот домик, забухали немного. А потом эти ваши ввалились… Кто же знал, что у Колюжного граната была? Может, она не его вовсе? Мы-то с Валентином, ну, в смысле, с гражданином Афониным, никакой гранаты не видели. Вы там у себя разберитесь, гражданин следователь, с кем там Калоша повязался, чего он кому наобещался, нас вот под мокруху подставил. А мне ничего шить не надо. Если нарушил чего, то отвечу, а за просто так страдать я не подписывался.

– Продолжайте, – сказал Евдокимов следователю. – Сейчас у Колюжного обыск делают, уже отзвонились и сообщили, что нашли кое-что и его сожительница дает показания на этих двоих.

– Э-э, гражданин начальник! – встрепенулся услышавший последние слова задержанный. – Я не знаю, что эта баба вам лепит, но она врет всегда и постоянно. Я когда к Калоше приходил, даже не раздевался никогда. В куртке и сидел у него. Потому что эта Жанна все из карманов тырит. Домой прихожу, а карманы пустые: был жетон на метро, а теперь нет. Про деньги и сигареты вообще не говорю…

Обыск в квартире, где проживал Колюжный, и в самом деле дал неожиданные результаты. Почти сразу под кухонной тумбой, где стояло мусорное ведро, обнаружились пачки стодолларовых банкнот, перетянутых тонкими разноцветными резиночками. Когда их стали вытаскивать, лицо хозяйки изменилось.

– Ваши деньги? – спросил один из оперативников, производящих обыск.

Хозяйка квартиры кивнула, проглотила слюну и вдруг всплеснула руками:

– Так вот же они! А я их столько времени искала! Везде смотрела и не нашла. Уже подумала, что украли. Ну слава богу! Спасибо вам, товарищи полицейские, от голодной смерти спасли сиротинушку. А то уже не знала, как дальше и жить – хлеба купить не на что и, опять же, лекарства требуются.

Пачек было восемнадцать. Еще одна неполная обнаружилась в сумочке сожительницы Колюжного, а в шкафу висела новенькая норковая шуба и друг на друге лежали три коробки с дорогими зимними сапогами. В холодильник были свалены палки сырокопченых колбас, баночки с красной икрой, шпротами, плавленые сырки и восемь бутылок портвейна «777».

Деньги разложили на столе, переписывать номера купюр не стали, просто засняли на видеокамеру, а потом еще сфотографировали.

– Вы чего, унести это хотите? – заволновалась женщина.

– Изъятие производится по протоколу. Деньги ведь не ваши.

– Как это не мои? А чьи же? В моем доме, значит, мои. Я, может, всю жизнь вкалывала, горбатилась на трех работах, откладывала на черный день, а вы…

– Трудовую книжку покажите, – попросил оперативник.

Выяснилось, что хозяйка квартиры уже девять лет нигде не работает.

– Ну не работаю официально, – призналась она. – Не хожу я во все эти офисы. Там все равно много не заработаешь. Я заработала эти деньги как женщина. Признаюсь вам, господа полицейские, как на духу: я все эти годы трудилась проституткой на трассе. Калоша ведь в последний раз на шесть с половиной лет присел, а мне каково без мужика? Не с голоду же помирать! Вот и пришлось забыть про гордость и стыд свой, выйти на трассу: обслуживать там дальнобойщиков и всех проезжающих. Вот сосед подтвердить может.