Читаем Прощание навсегда полностью

Однако мы, трое братьев, и соседский Лёнька, порой в воину играли отдельно от уличных ребят, прямо в нашем дворе. Кстати, мама часто нас отчитывала только за одно то, что мы устраивали в своём дворе игры с чужими ребятами, к которым, в свой черед, мы ходили довольно редко. А ведь и правда, почему-то все: и соседские, и совсем посторонние пацаны днями околачивались у нас, тот же Димка Метлов, гораздый на разные шкодливые выдумки, поэтому мама считала нас совершенно бесхарактерными, бесконечно уступающими воле посторонних ребят, которые, как полагала она, оказывались намного хитрее и умнее нас, потому что они никого к себе домой не приводили, в отличие от нас, её простофиль.

Возможно, так оно и было, и всё-таки с утверждением мамы теперь я полностью не согласен. Пусть даже мы действительно были не настолько хитры и ловки, как наши друзья по совместным играм, но то, что мы были намного добрей и справедливей своих сверстников, это было воистину так. Ведь наша мама была щедрей многих женщин, никому ни в чём никогда не отказывала, поэтому мы, её дети, не могли быть скроены иначе, чем она, наша мать…

Далее по ходу своего повествования я ещё коснусь взаимоотношений между группами ребят, а пока я должен ввести в рассказ своих двоюродных братьев и сестёр по линии мамы, так как по отцовской, я никогда воочию их не видел. Они жили где-то очень далеко, а в то время я даже не знал, где именно. Впрочем, об этом даже нисколько не задумывался.

Итак, мне теперь довольно трудно установить в точности: с какого времени я стал осознавать, что у меня, кроме родных, есть двоюродные братья и сёстры? Может быть, даже это не столь важно, но зато я хорошо сохранил впечатление о тех отношениях, какие зародились между нами, двоюродными братьями, правда, ещё не настолько прочными, чтобы о них говорить уважительно. Может потому, что один был на два, другой на четыре года моложе меня, причём между собой оба тёзки – Вячеславы. В общем, в то время, как видно, они были ещё мало заметны в играх поселковой ребятни. Если первому было шесть лет, он был сыном дядя Митяя, то второму – четыре, он был сыном дяди Власа, из чего вытекает, что они пока не могли собой распоряжаться самостоятельно. А позже считались домашними детьми, так как без родительского благословения никуда далеко от дома не отлучались.

Если о Веронике Снегирёвой я уже кое-что замолвил, то о дочери дяди Власа Галине, пока ещё нечего говорить, поскольку она была на полгода старше нашей Нади и качалась в колыбели.

Вообще-то, в нашем посёлке очень многие были переплетены между собой тесными родственными узами. В далёкие годы коллективизации, основатели посёлка Киров, гонимые голодом переселенцы, которые имели помногу детей, снимались с насиженных предками мест малой родины в поисках лучшей доли. Одним из них был наш дедушка Пётр Тимофеевич Снегирёв. Об этом периоде обстоятельно рассказывается в авторском цикле романов о народной жизни, который начинается «Разорёнными». И вот взрослые дети переселенцев обзаводились своими семьями, отделялись от родителей, строили хаты, тем самым составив, выражаясь современным языком, родовые кланы. Поэтому все посельчане тем или иным образом между собой переплетены родственными узами.

Вот и наши дядья, мамины родные братья, некогда жили вместе, но стоило им жениться, как они оставили родной очаг, построили хаты, и стали жить отдельно. Средний брат дядя Митяй женился ещё до того, как его сестра Зина вышла замуж, хотя можно сказать, что брат и сестра обзавелись семьями в один год, если не считать разницы в несколько месяцев. В то время как младший брат мамы Влас проходил службу в армии на Дальнем Востоке. Стоит упомянуть и о старшем дяде Сергее, погибшем на войне под Смоленском в 1943 году. О нём мне было известно от мамы лишь одно, что он отличался живым весёлым, находчивым умом, плотничал, столярничал. Так сделанный его руками скворечник просуществовал у нас, на одной из акаций, до моих зрелых лет. Правда, мы его не раз ремонтировали. Дядя Сергей, кроме столярничания, ещё умел неплохо рисовать, так что из него мог вполне получиться токовый художник.

И вот мои дядья, отделившись от родителей, построили хаты, став самостоятельными и в какой-то мере даже чужими. Словом, посёлок разрастался за счёт своей же молодёжи, отделявшейся от родителей, чтобы создать свои семейные гнезда…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза