Прощание с Днем сурка

— Слушай, эта братва так просто не отстанет. Может, пристрелить их вожака для острастки? — кивнул головой Стюарт в сторону самого крупного самца, который демонстративно наложил большую кучу и теперь старался бросить это дело вместе с песком в нашу сторону.

— Ну, а вдруг у них матриархат? Я лично про обезьян ничего толком не знаю. Видел в цирке, кино и зоопарке, а вот передачу «В мире животных» смотрел как-то не очень внимательно. Да и к тому же шуметь пока не хочется. Неизвестно, кто откликнется на наш выстрел, который вряд ли будет удачным.

Обезьяны тем временем улюлюкали, как индейцы и, поощряя друг друга хлопками передних лап (рук, вообще-то) по бедрам, подбирались поближе. Некоторые бросали в нас всякую ерунду, и было ясно, что если мы не предпримем ничего, то эта озорная толпа вскорости начнет безобразничать среди наших избитых тел.

— Придумал, — сказал я и подошел к пока еще не перевернутой лодке. Набрал в горсть стреляные гильзы, которые в достаточном количестве валялись на днище после наших стрелковых упражнений.

Стюарт с интересом наблюдал за моими действиями. Приматы тоже притихли, озадаченные моими передвижениями.

— Эх, расступись, братва! — крикнул я и начал одну за одной бросать остатки патронов, как только мог далеко, в толпу задергавшихся хвостатых агрессоров. Те, вдруг, повели себя уже не так самоуверенно. Шерсть вздыбилась, угрожающие голоса вдруг превратились в визги ужаса, и обезьяны стремительно умчались под прикрытие лесонасаждений.

— Забавно, — произнес Стюарт. — А еще что-нибудь умеешь, чтоб, например дождь пошел?

— Дурень, ведь все животные, знающие о двуногих соседях, должны помнить, что у них есть ружья. А запах ружья сопровождается запахом пороха. Ружье — это для фауны некоторые неприятности, может быть даже и смерть. А запах пороха — это должно быть тревога, стимул к решительным действиям, например к быстрейшему отступлению. Да, ладно, сейчас разбросаю гильзы по кругу, будут они нас до самого утра, надеюсь, от всяких диверсантов защищать.

Солнце уже почти село, когда мы закончили все приготовления для нашего ночлега: перевернули лодку, куда предварительно сложили все наши нехитрые пожитки, подготовив два более-менее сносных ложа, разбросали по округе остатки гильз. Забрались внутрь и пожелали друг другу спокойной ночи.

Как всегда так случается, что ждешь — не дождешься, когда бы прилечь, а, оказавшись в горизонтальном положении — и спать невмоготу. В голову лезли дурацкие мысли, и чем больше старался от них избавиться — тем навязчивее они становились. Стюарт уже давно дышал ровно и спокойно, проглотив на сон грядущий ударную дозу обезболивающего. Внезапно, он позвал меня.

— Слушаю. Что хочешь сказать? — откликнулся я.

— А, может быть, это были люди?

— Кто — люди? — не понял я.

— Обезьяны, — сказал он и, слабо застонав, перевернулся на другой бок.

— Спи, спи, старина, нам еще до твоего Корнуолла и моей Карелии долго добираться, — прошептал я и незаметно погрузился в сон.

Наверно, большую часть ночи все-таки проспал без сновидений. Потом, вдруг, оказался у себя на даче перед камином. На улице надрывался Максим. Лаял, как оглашенный. Может, есть хочет? Да вряд ли — никогда он у меня не ел, разок чайку вместе попили, когда он помогал мне по электрической части. И живет недалеко, чего это он лаять-то начал? О, блин, ведь Макс — это человек. Как же зовут мою собаку? Николай! Точно, Коля! Ничего себе имечко для четвероного друга! Голос у него — как из бочки, а вот ростом не удался. Когда едет на своем мопеде, то из-за руля лишь одна голова видна. Как у былинного героя Святогора. Лилипут он или карлик? Зато постоянно с папироской, вот голос у него и стал таким грубым. А ему-то гавкать зачем? С ума, что ли, сошел или с перепоя? Боже мой, что за псина орет во дворе? Ведь собаки-то у меня пока на даче не имеется.

Да это люди, то есть обезьяны упражняются в лингвистике! Ну, да и пес с ними.

Спустя некоторое не подвергающееся контролю время, по днищу будто веслом с размаху кто-то врезал. Я несколько секунд пролежал с открытыми глазами, осознавая, где я, кто я? Вспомнил о неучтивом стуке в нашу лодку. Это просто вызов!

Осторожно вылез наружу — и никого поблизости не обнаружил. Уже вовсю светало. Вокруг ни души, океан еле колыхался, рядом валялся кокос. Стало ясно, что за удар мне сыграл побудку. На ближайшую пальму забрался краб — пальмовый вор, перекусил черенок, поддерживающий связь между орехом и деревом. Хорошо, что сама пальма не упала.

Перевернул нашу крышу, предоставив на всеобщее обозрение английского бизнесмена, который ленился под брезентом. Щеки у Стюарта ввалились, обросли щетиной, он стал очень похож на Джорджа Клуни из «Идеального шторма».

— Однако пора ехать домой, чувак, — сказал я ему.

— Да, друг, хватит, погостили.