Прощание с Днем сурка

Позднее, когда мои дети радовались красавице — елке в ожидании чудес, надев бороду и запахнувшись в традиционный красный халат, рассказывал им байки про нашу хлопотную дедморозовскую жизнь. Просто восторг ощутил, когда на корпоративном детском утреннике для детей работников организации присел в центре хоровода детишек в костюмах, среди которых была и моя маленькая дочка. Она все время рассматривала меня, загадочно улыбаясь, а когда я подмигнул ей, то, отбросив все сомнения, радостно крикнула: «Это мой папа!»

Да, здорово, под Новый год. Правда, уже несколько лет подряд приходится встречать новую цифру на обложке календаря, будучи вдали от родных, а именно, на пароходе. Не самый лучший момент для праздника, но, что поделаешь — работа. Да и дома вряд ли доведется одеть себя а-ля Дед Мороз. Новое время диктует новые отношения, и теперь новогодние старцы очень напоминают шоуменов, что я, конечно, не осуждаю. А сам, закрыв на пару секунд глаза под бой курантов, обязательно вспомню детский восторг: «Это мой папа».

Так с новогодними воспоминаниями я и заснул. Наверно, большую часть ночи снов не видел, но потом, вдруг, оказался в каком-то офисе на Лиговке на четвертом этаже. Я глядел из окна на здание напротив. Серый от пыли старый дом с магазином во весь первый этаж. Над магазином метровый карниз, на котором лежит целая гора бычков. Внизу, по проспекту, снуют озабоченные люди туда — сюда, глядя перед собой или под ноги. Из форточки окна над карнизом висит, высунувшись по пояс лысый чувак. Широкие волосатые плечи, иссиня небритый. Роняет окурок на гору, энергично убирается внутрь, но замирает на полпути. Медленно поднимает голову и смотрит мне в глаза. Я резко отскакиваю от окна, но успеваю испугаться пустых, как дульные срезы зрачков. Сажусь в лодке, будто весь состою из тревоги одной. Тянусь за пакетом воды. Приснится же такое!

Пора вставать, однако. Небо на востоке начинает светлеть. Надо двигаться в путь, чтоб одолеть максимум пути, пока хватит бензина. Опять же неспокойно на душе.

— Стюарт, подъем! Нас ждет горячая еда, обжигающий чай и радушие людей!

— Ты в это веришь? — морщась от боли в потревоженной руке, спросил он, выбираясь на песок.

— Честно говоря, не особо. Но что же, нам всю жизнь по этой пустыне ходить? — я широко развел обе руки.

Да пошел он в пень, этот говеный мир, если мы не сможем выбраться отсюда! Нет такой силы, которая бы смогла противостоять нам в нашем стремлении достичь дома! Мы — потомки двух древних наций, их опыт — наше достояние, мы в состоянии побороть все обстоятельства, наш дух сильнее боли и крепче страха!

Проверили состояние нашего бензобака. Не очень обрадовались, предположив, что у нас есть около четырех часов эксплуатации нашего механического движителя. Потом он будет кашлять, потом плавно стухнет без надежд на реанимацию. Разве что удастся разжиться канистрой бензина посреди мирового океана. Дальнейшее плавание будет происходить весельным способом.

Мы отошли от берега молча, разговаривать как-то не очень хотелось. Но тут подал голос старина Стюарт. Нет, он не стал лаять, ожидая поощрения, он просто предложил мне попрактиковаться в английском языке:

— Когда я первый раз выходил в море, романтика меня просто окрыляла. Я не чувствовал палубы под ногами. Было круто. Да и сейчас, время от времени можно на пару — тройку месяцев оказаться посреди океана: острота ощущений от этого восстанавливается. Но это же не способ зарабатывать на жизнь!

— Согласен, — подтвердил я.

— Так как же ты попал в морскую кабалу?

— О, это долгая история. Никогда не считал себя морским человеком, но так уж жизнь сложилась, что как бы далеко ни пытался бежать от моря, все равно прибегал к нему. Ведь земли-то мало, а воды — вон сколько вокруг.

— Времени у нас достаточно, рассказывай.

Вставка: Как попадают на моря.

Было такое время, когда я заканчивал последний класс в школе, а кем стать — хоть убей, не определился. Но знал одно: обязательно стану питерским студентом. Учился на заочных подготовительных курсах в кораблестроительном институте. Просто готовился, зная, что вуз — один из самых престижных (оттуда даже в армию не брали), но поступать не горел желанием. Закончил эти курсы, как оказалось, вполне успешно, получил даже приглашение на сдачу вступительных экзаменов, но отнесся к этому без восторгов. А тут школа бац! — и осталась позади. Выдали нам аттестаты. Тогда внезапно понял, что наши учителя — тоже люди. Некоторые хорошие и добрые, а некоторые, к сожалению, не очень. Навела меня на такую мысль четверка по математике, совсем незаслуженная мною. Уже много лет прошло, но так до сих пор и считаю, что достоин был высшего балла: позднее институтский курс высшей математики и теории относительности без особого напряга одолел с безапелляционной «пятеркой».