— Ладно, Стюарт, пошли. Это просто попугай. Набирает политический вес в глазах общества, — вздохнул я.
Стюарт только сплюнул. И еще не один раз в наши спины летела крылатая фраза: «Что я могу сделать для вас?» Тем не менее, мы удалялись в одиночестве.
На пороге своего питейного заведения стоял немой управляющий и скалил нам зубы. Два посетителя, которых мы застали за выпивкой, исчезли вместе со стаканами. Отсутствовал также и один мотороллер.
— Наверно, босяки этого ханыгу имели в виду, типа денег у него немеряно. Хватит даже на наше сокровище, — Стюарт покрутил винт за моим плечом. — Только как же нам с ним объясняться? Все эти гримасы и махание руками мне уже надоели до чертиков.
— Ходи сюда, господины, — внезапно выдал немой и помахал нам рукой.
— Вот тебе и чудо! Что называется: обрел дар речи. К тому же даже английской, — хмыкнул я.
— Скорее всего, это пидиш — упрощенный под местные звуки род разговорного жанра. Ну и на том спасибо. Сейчас мы эту старую скотину пытать будем, — потер руки Стюарт.
— Пошли, полюбопытствуем, что ему от нас надо, а потом уж сами со своим вопросником попытаем удачу.
И мы, не торопясь, подошли к фальшивому немому. Тот обрадовался, как собачка, выпрашивающая кусочек колбасы. Делал полупоклоны, руками исполнял жесты уличного регулировщика, улыбался так широко, что глаза, и без того узкие, стали как смотровые щели у танка.
— Ходи сюда, джентельмена, кушай, пей, отдыхай.
— Что это он такой радушный стал? — почти шепотом спросил у меня Стюарт.
— Да просто наживу чует, стервятник этакий. Такой дядя без всякого зазрения совести опоит какой-нибудь дрянью, потом оберет до нитки да на помойку выбросит. И хорошо, если живым. Давай договоримся, что ничего здесь не есть, пить только из бутылки, открытой при нас.
— Ого, вы тут пить намереваетесь!
— Да уж от холодной газировки бы не отказался! Неужели тебе не надоела та безвкусная бурда из пакетиков?
— Между прочим, если бы я не догадался прихватить ее побольше, уже бы загибались от жажды.
— Согласен, согласен. Но не стоит отказывать себе в такой малости, как запотевшая бутылка сельтеровской газированной воды.
— И где ж ты надеешься эту сельтеровскую увидеть? Знаешь, сколько она стоит?
— Да знаю, знаю. Купил как-то в аэропорту за четыре евра поллитра. До сих пор совесть гложет за мотовство, но уж больно пить хотелось.
Я повернулся к торговцу.
— Старик, нам водки и соленых огурцов. Да поживее!
Тот несколько растерялся, едва поняв всего одно слово. Не мудрено, ведь, на сей раз, я обратился на чистом русском.
— Что ждешь, хам? Бегом! Господа офицеры жрать изволят! — продолжил я, чем ввел старичка в полнейшее недоумение.
— Ты чего дедка пугаешь? — спросил меня Стюарт.
— А нечего ему тут изображать из себя радушие и гостеприимство, — ответил я, а сам подумал: «Боже мой, что это я кривляюсь тут? Какая водка? Какие огурцы? Что это на меня нашло? Зачем пальцы гнуть? Ведь на самом деле мне просто очень страшно. Я ужасно боюсь заходить в это заведение. Я очень боюсь этого крепкого старика. Взгляд у него, как у ящерицы: холодный и безразличный. Такой человек способен на любую гадость».
— Ну что, пожалуй, войдем внутрь? — предложил Стюарт.
— Извиняй, водки нет, есть ром, — вставил свою реплику хозяин заведения.
— Сколько стоит? — спросил я.
— Договоримся, господины. Все дешево и честно. Лучший ром во всей Малайзии.
— Значит, все-таки Малайзия, — процедил сквозь зубы мой валлийский друг. — А я уж и на Индонезию грешил и вообще, на поди знай, что.
— А скажи-ка мне, любезный, как называется это место? — поинтересовался я.
— И как у вас насчет врача? — дополнил Стюарт.
— Это маленькая рыбацкая деревня, врача нет, но есть местный знахарь. Проходите внутрь, я попрошу за ним сбегать.
И мы вошли внутрь через крошечный коридорчик, в котором мог поместиться лишь один человек.
— Зачем такая теснота на входе? — ни к кому не обращаясь, спросил Стюарт.
— А чтоб контролировать всех входящих, — тоже безадресно ответил я.
— Что сказали? — поинтересовался хозяин.
— Ничего, ничего, — сказал Стюарт. — А как тебя звать-то? Вроде неудобно без имени обращаться.
— Моя имя Пит.
— Немного не по-местному, а?
— Родители во время войны придумали.
— Второй мировой, полагаю?
— Правильно, однако, идите, места есть, садитесь.
Я огляделся: действительно, внутри кроме нас не было никого. Стояли большие столы, за которыми могло бы разместиться по четыре человека — два у окна, два у стенки. Даже парочка зеркал чуть ли не в человеческий рост. Стойка для бармена, за ней полки с бутылками. Холодильник, за стеклянной дверью которого великое изобилие прохладительных напитков. Похоже, работает кондиционер, потому как было комфортабельно прохладно.
— Уютно у тебя, Пит. Хороший доход, наверно, приносит заведение? — полюбопытствовал я.
— Всякое бывает, когда много народу — когда никого.
— А когда много народу?
— Когда с города приезжают порыбачить — много людей. Пьют, едят, платят хорошо.
— Часто?
— Что — часто?
— Ну, отдыхать приезжают?
— Когда раз в неделю, когда несколько раз.
— Может, сегодня тоже приедут?
— Да нет, сегодня уже нет — поздно.