Прощание с Европой

— В октябре 1939 года Геринг устно приказал какому-то доктору Мюльману употребить всё необходимое, чтобы заполучить ценности искусства в Польше. Доктор Мюльман свидетельствует об этом в своих показаниях (документ ПС-3042): «Подтверждаю, что произведения искусства были конфискованы. Мне ясно, что вся эта собственность и произведения искусства в случае победы Германии были бы использованы для пополнения немецких коллекций искусства». Документ ПС-1233, который я держу в руках, — это хорошо оформленный и качественно отпечатанный каталог, в в котором подсудимый Франк горделиво перечисляет и описывает награбленные им произведения искусства… Кроме каталога, только что представленного как доказательство, существует отчёт под номером ПС-1709.

Этот отчёт быд дополнением к каталогу… Предметы, вывезенные в Берлин, обозначались номерами 4, 17, 27, 35 и так далее. Среди них 31 всемирно известный рисунок Альбрехта Дюрера из коллекции Любомирских во Львове. На странице 68 этого отчёта доктор Мюльман отмечает, что он лично вручил рисунки Герингу, который передал их в главный штаб фюрера.

Так говорил обвинитель Стори 13 декабря 1945 года перед Международным трибуналом. Герман Геринг слушал как в полусне. От него никак не удавалось добиться вразумительного ответа. Впрочем, он признавал, что альбом попал ему в руки. Но потом будто бы рисунки увидел Гитлер и отобрал их у Геринга, объявив, что они нужны в качестве экспонатов для огромного имперского музея в Линце. Отобрал — и всё тут! Шёл себе по улице грабить и нёс на плече мешок с награбленным, считая это уже своим. Но тут откуда ни возьмись возник второй — посильнее и порешительней. И второй отобрал у первого всю добычу. Первый стоит, льёт слёзы и трёт глаза кулаком. Чем не кадры для мультфильма? Впрочем, Гитлер собирался создать в городе Линце такой музей, какого ещё нигде и никогда не бывало. Он должен был во много раз превосходить по объёму фондов и ценностей экспонатов Эрмитаж, Лувр, римские и флорентийские собрания, вместе взятые. Для такого музея надлежало свезти ценности со всего мира — от Лондона до Индии. Может быть, рисунки Дюрера предназначались для этого музея?

Итак, альбом рисунков был передан в главный штаб Гитлера. Ничего более Геринг не сказал. К разговору об этом альбоме больше не возвращались…

СНОВА ИСКУССТВОВЕД ПРОБСТ, НО УЖЕ В ФОРМЕ

Никто не знает, звали ли его действительно Пробст или же это было только псевдонимом. Естественно, не знал этого и Станислав. Теперь Пробст был в чёрном мундире, в фуражке с высокой тульёй.

Мундир был хорошо подогнан — ни одной складки, ни единого неверного шва. Чувствовалось, что портному пришлось как следует потрудиться над одеждой капризного заказчика-эстета.

— А-а, — сказал Пробст. — Ты здесь и живой? Вид, правда, у тебя не очень-то привлекательный. Что это у тебя на ногах? Где ты раздобыл такие галоши? Уж не в музее ли?

— Почти, — ответил Станислав. — Почти в музее.

— Грустно видеть нищету старых друзей. Вот тебе десять марок. В память о довоенных встречах.

— Спасибо, я ведь работаю. И зарабатываю деньги.

— Где же ты работаешь?

— В механических мастерских, на бывшей международной выставке.

— Далековато от искусства. Так мы с тобой тогда и не побывали в гостях у владельцев коллекций. Сделаем это сейчас или же после войны. Тебе сколько? Семнадцать? Ах, даже девятнадцать? Благодари бога, что русские не успели забрать в армию. Конечно, ты давно уже был бы на передовой. Итак, деньги тебе не нужны? Странно. Бедняку гордость не по карману.

— Учту.

— Итак, ты ни в чём не нуждаешься?

— Ни в чём.

— Верится с трудом. Ешь-то ты хоть каждый день?

— С голоду не умер. Но у меня к вам вопрос. Не знаю, сможете ли вы на него ответить…

— Во всяком случае, постараюсь.

— Почему взрывают здания около городского арсенала и на Подзамче? Ведь многие из них исторические памятники.

— Я приглашаю тебя в кафе. У меня около получаса свободного времени. Там и поговорим.

Пробст подтолкнул Станислава к зеркальной двери, на которой висела табличка «Только для немцев».

— Человек со мной, — сказал Пробст швейцару. Швейцар отступил к стене, пропуская Пробста и «человека».

Им подали по сто граммов водянистого, тающего в вазочках мороженого и две чашки суррогатного кофе. Но по голодным временам это казалось фантастической роскошью.

— Ты, наверное, слышал, Станислав, о том, что в городе Царское Село, который большевики переименовали в Пушкин, в одном из дворцов была смонтирована знаменитая Янтарная комната? А недавно мы её демонтировали и перевезли в Кенигсберг. Как ты думаешь, Станислав, для чего это сделано? Обычный грабёж? Это было бы слишком просто. Мы не грабим.