Прощание с иллюзиями: «Поедемте в Англию»

– Скажите, Норман Михайлович, как стало известно, что именно я был источником сообщения Джаффи? Прослушивают его телефон?

Бородин посмотрел на меня с сожалением (дураков-то надо жалеть), потом сказал:

– Для чего прослушивать, когда вокруг столько болтунов? Кроме того, ABC отказалась давать его репортаж без указания источника информации. Вот он вас и назвал.

Я был потрясен. Я свято верил в то, что журналист никогда не выдает своих источников. Я даже не поверил Бородину, решив, что он хочет испортить мои отношения с Сэмом. В тот же вечер я позвонил Джаффи:

– Сэм, почему ты назвал меня информатором для твоего репортажа о предстоя щем полете Тереш ковой?

Ответ был великолепный:

– Как же, Влад, я хотел, чтобы и ты заработал на этом славу.

С Ларри Кингом на Играх доброй воли. Сиэттл, 1989 г.

* * *

Так прекратилось мое общение с Джаффи, и не только с ним. Это был довольно жестокий, но полезный предметный урок. Когда разговариваешь с журналистом, надо в обязательном порядке (и вне зависимости от того, приятель он или даже друг) произнести одно из трех: «off the record» – то есть нельзя даже ссылаться на мои слова; «background» – можно ссылаться, но нельзя называть источник; и «you can quote me» – вы можете цитировать меня.

* * *

Когда несколько лет спустя стали ходить слухи, что Джаффи связан с ЦРУ, я был шокирован в гораздо меньшей степени. Сказывался опыт жизни и работы. Не знаю, правда ли это, но для меня это и не имеет особого значения. Я знал, что многие журналисты не только работали «под крышей», но активно сотрудничали с разведкой. Сегодня я гораздо менее готов осудить Сэма, чем тогда. Пройдя советскую школу журналистики, я многое понял, и теперь меня трудно удивить. Как говорится, я битый, а за одного битого двух небитых дают.

Мои контакты с американскими корреспондентами многому научили меня. Я смог понаблюдать за тем, как они работают, собирают крохи информации там-сям, потом сопоставляют, находят нужных им людей, даже когда обстоятельства места и времени этому не способствуют, и в конце концов создают тот самый репортаж, тот материал, который требовался. Меня подкупало их умение, их профессиональное мастерство. Но вместе с тем я полностью расходился с ними в вопросе так называемой объективной журналистики.

С моей стороны, возможно, несправедливо критиковать человека за то лишь, что он стремится сообщить факты. Но реальность журналистской деятельности заключается в том, что она не ограничивается только фактами – иначе журналиста мог бы заменить компьютер. Журналистика всегда сопряжена с необходимостью выбора. Выбора темы, подхода, лексики. В результате всякий разговор об объективности часто служит камуфляжем, ширмой, скрывающей, что факты окрашены оценками, данными журналистом. Таким образом не только читатели вводятся в заблуждение – как ни странно, сами журналисты начинают верить в свою преданность объективности.

Не надо ходить далеко за примером, достаточно ознакомиться с тем, что сообщали о Советском Союзе американские СМИ. Как показывают опросы, у значительного большинства американцев сугубо отрицательное представление о своих советских визави. Они уверены, что советские люди несчастны, не ценят семью, не столь патриотичны, не любят свою работу, лишены чувства юмора. Причиной тому – не генотип, а политическая система. Я вспоминаю свое участие в ток-шоу Фила Донахью в Нью-Йорке, когда женщина из аудитории, только что вернувшаяся из туристической поездки в Москву, поделилась своими впечатлениями.

– В вашем городе, – сказала она мне, – люди не улыбаются. Я почувствовала, как они подавлены. У меня был ужасный случай: я спускалась утром на лифте и поздоровалась с какой-то русской женщиной, а она просто молча посмотрела на меня и побоялась даже ответить.

– Давайте, мадам, проделаем с вами следующий опыт, когда закончится передача, – предложил я, – выйдем вместе с вами на улицы Нью-Йорка и посчитаем, сколько людей разгуливают с сияющими улыбками на лицах…

Последовал взрыв хохота и аплодисменты, не только потому, что жители Нью-Йорка обычно несутся сломя голову и вовсе не склонны блаженно улыбаться, но и потому, что очевиден был мой посыл: если москвичи не улыбаются – это оттого, что они жертвы «империи зла», а вот если не улыбаются нью-йоркцы – это от чего?