Прощание с «Императрицей»

«И не будет ни вечной памяти на поминках, ни даже упоминания в статистике. И сын твой не станет играть в геройскую смерть отца, упорно отказываясь от волшебного врачевания игрушечным шприцем», – как-то само собой подытожило в голове Николая нередкое в последнее время «прозрение будущего».

Будто вживую увидел, как он сейчас даст команду:

– Кто хочет с остальными… – Капитан Иванов, не глядя, кивнул в сторону серой колонны, змеящейся снежным тоннелем еловых лап, и продолжил: – Разделить, так сказать, участь, – препятствовать не буду. Попрошу только взять на себя заботу о раненых, они сдаются безоговорочно, поскольку нам их не унести. И ещё попрошу чуть повременить со сдачей, чтобы дать подальше уйти тем, кто захочет попытать счастья.

– Щастя? – конспиративно разогнав ладонью клубок табачного дыма, вахмистр Борщ с сомнением покосился назад, в лесную глушь, совсем недавно бывшую вполне себе достойным предбанником пекла.

– Пробраться к действующей армии, – уточнил капитан, уже сосредоточившись на подсчёте патронов в барабане нагана. – Не все же части сдались. Вон, слышно.

Он хотел было обратить внимание товарищей на гул далёкой канонады, чуть слышный уже, но ещё вполне отчетливый. Но близкий треск валежника, гортанная перекличка и особо звонкий в лесу лязг затворов заставили всех обернуться, а кое-кого невольно попятиться от леса к краю пригорка.

– Хальт!

Физиономия под серой холстиной, намотанной на рогатую каску, была не так уж и решительна, но её уверенности всё же хватало, чтобы требовательно махать плоским, как нож, штыком:

– Хэнде хох!

Григорий Борщ, как назло смотревший хоть и в лес, но в другую сторону, даже не обернулся. Только смачно сплюнул размокшую «козью ножку», свёрнутую как раз из листовки, прельщающей на ломаном русском: «Горячий еда и 50 gm водки».

Подпрапорщик поднял руки, так и не выпустив верной трёхлинейки.

Немцы, а их уже через мгновение была чёртова дюжина, загалдели наперебой и явно что вразнобой.

– Кулемёта сами попрэтэ? – терпеливо переждав крикливую пантомиму, поинтересовался у немцев вахмистр Борщ.

Его жест в сторону «максима», уныло понурившегося стволом в снег, вызвал у немцев новый прилив глухонемого красноречия, так что вахмистр только устало закатил выпуклые чёрные глаза.

Капитан же Иванов молча отбросил револьвер, но так, что кургузый «командирский» наган провалился бог весть куда под валежник, заметённый снегом…

Кира Иванова

Знание и признание

– Папá, – с ударением на второй слог спросила Кира у профессора-антрополога. – Вы действительно мой пáпа? – С ударением на первый слог.

Профессор поднял глаза, близоруко прищурился и какое-то время всматривался в лицо приёмной дочери, будто во что-то новое и незнакомое.

Впрочем, Кира обладала поразительной способностью менять и комбинировать наряды, причёски и макияж, причём с такою частотой и таким радикализмом, что её утреннюю не сразу можно было опознать в полдень, – если не всматриваться в лицо, конечно.

– Дитя моё, – в конце концов отозвался профессор Иванов, – что за странные мысли посещают твою прелестную, да ещё и причёсанную на японский манер головку?

– Да вот, посмотрелась внимательно в зеркало, – невинно изрекла Кира. – Когда сие азиатское сооружение на голове выстраивала посредством маменькиного парика. Теперь ведь японцы наши союзники, не правда ли?

– Да, присоединилась Страна восходящего солнца к Антанте, – кивнул профессор и снова обратился к манускрипту, полагая разговор завершённым.

Но Кира оказалась преисполнена решимости учинить ему форменный допрос.

– Дядя сказал, что моя мама (с ударением на втором слоге) – натуральная азиатка. Чуть ли не из Чингизидов.

– Странно. – Профессор даже манускрипт отодвинул. – Откуда это у Алексея такие фантазии? Приличный же человек…

– Ну, о Чингизидах – это я сама предположила, – созналась Кира. – Но Алексей Иванович сказал, что вы меня привезли из экспедиции, откуда-то из Центральной Азии. И Варя подтверждает…

– Разве это секрет? – поморщился, как от кислятины, профессор. – Да, привёз – не бросать же сиротой в глуши и дичи. Что, только сейчас решила разобраться в генеалогии? Кстати, твоя природная мама – отнюдь не монгольских корней. Хотя и сам Темучин, по ряду свидетельств, то ли не совсем монгол был, то ли совсем не монгол.

– А она, то есть мама, жива?..

– Увы. Эпидемии там всё ещё не редкость.

– Так у вас был с нею р-роман?

Иван Иванович бросил на неё взгляд – из тех, которыми он усмирял мздоимство даже в мыслях чиновников, призванных обеспечить прохождение экспедиций, и более того: напрочь усмирял буйных студиозусов, вздумавших затеять на его лекции вредную политическую дискуссию.

– Не надо оскорблять память Елизаветы Константиновны. Я ей даже в помыслах не смел…

Карий взгляд Киры как-то странно остекленел.

В кабинете С.Д. Сазонова

– Что известно об эвакуации союзных войск с того злосчастного полуострова? – спросил Сергей Дмитриевич, едва статский советник Иванов притворил за собою двустворчатые двери министерского кабинета.