Прощание с Ист-Эндом

Прибыла выездная команда врачей-гинекологов. Все крупные больницы держали в штате медиков, которые готовы были экстренно выехать на домашние роды. Они гордились тем, что должны были приезжать на любой вызов за двадцать минут, – и обычно так и происходило. В этот раз сюда приехали врач-акушер, педиатр и медсестра, вооружённые инкубатором, кислородным баллоном, капельницами, лекарствами, обезболивающими и прочими приспособлениями для операций и детской реанимации. Они вошли в тесную, душную комнатку, которая напоминала поле битвы – кровь в буквальном смысле была повсюду. Перепачканный с ног до головы врач зашивал пациентку. Плацента по-прежнему лежала на полу. Сестра Бернадетт, возившаяся с младенцем, выглядела так, словно побывала на передовой – лицо её побагровело и отекло, под глазом наливался синяк, а одежда была залита кровью. Странно одетая женщина в зелёном враждебно уставилась на прибывших.

– Снова убийцы, – прошипела она. – Я её не отдам.

Врачи начали советоваться. Мэйв мирно спала благодаря уколу морфина, но она потеряла много крови и пережила серьёзный шок. Ей поставили капельницу с плазмой крови.

Плаценту собрали с пола и осмотрели. С виду она казалась целой. Доктор ощупал живот женщины. Матка была жёсткой на ощупь и размером с грейпфрут – как и полагалось. Он оглядел тесную комнату, в которой не было никаких медицинских аппаратов, роженицу в состоянии шока, мирно спящую в колыбели старшую девочку, сестру Бернадетт с младенцем с асфиксией на руках и оценил масштаб кровопотери.

– В подобных обстоятельствах – с незапланированным рождением близнецов, тазовым предлежанием, преждевременным отделением плаценты и кровопотерей – женщина легко могла умереть. Вы славно поработали, коллега.

– Спасибо, – вяло ответил врач. Он выглядел крайне истощённым. – Мы старались.

– Старались! – воскликнула Мег. – Да вас за решётку надо! Если б вы её сразу посадили на родильный стул, как я велела, этого бы не произошло!

Приехавшие врачи удивлённо на неё уставились.

– Не обращайте внимания, мы так и работали, – прошептал доктор. – Её не переубедить.

Медсестра забрала девочку у сестры Бернадетт и положила её в инкубатор, разогретый до девяноста пяти градусов по Фаренгейту[24]. Воздух внутри увлажнялся, чтобы слизистые оболочки не пересыхали. Малышка дышала, но неглубоко. Мышцы были вялыми, а кожа – синеватой. Сердце билось ровно, но слабо. Педиатр осмотрел ребёнка и ввёл один кубик лобелина в пуповинную вену и помассировал еёпо направлению к животу. К инкубатору подключили кислород и настроили тридцатипроцентную подачу.

Педиатр посоветовал немедленно отвезти новорождённую в больницу на Грейт-Ормонд-стрит. Как ни странно, Мег, которая так яростно протестовала против самой идеи клиники для сестры, не стала возражать. Девочку держали в больнице шесть недель, пока она не набрала вес, после чего её вернули домой. Близняшки набирались сил и выросли крепкими и здоровыми – их воспитали мать и тётка. Посетители рынка на Крисп-стрит то и дело встречали их в овощной лавке и полюбили девочек всем сердцем.

Тридцать лет спустя я навестила Трикси, которая незадолго до того переехала в город Базилдон в Эссексе. Мы отправились за покупками, и она настояла, чтобы мы зашли на рынок. Там было шумно и людно, а торговцы за прилавками, как это было принято в старину, громко зазывали народ. И тут я услышала пронзительный женский голос:

– Лучшие яблоки, тридцать пенсов за фунт, дешевле не найдёте! Лучшие бананы, дыни, грейпфруты!

Мы подошли к прилавку.

– Ну? Что брать будете? – осведомилась женщина.

Я ахнула, увидев перед собой двух совершенно одинаковых особ в уродливых коричневых платьях, подпоясанных кожаными ремнями, в мужских сапогах и с туго завязанными на головах шарфами. У меня пропал голос.

– У меня нет времени ждать, пока вы решите. Следующий!

Все эти годы словно куда-то исчезли.

– Меган-Мэйв! – воскликнула я.

– Что? – хором спросили женщины. Чёрные глаза воинственно вспыхнули.

– Меган-Мэйв! Не может быть!

– Мэйв наша мать, а Мег – тётка. Чего вам надо?

– Ничего.

Трикси улыбнулась мне, и мы с хихиканьем удалились.

Уличная Мадонна