Прощание с колхозом

Анатолий Епифанов – коннозаводчик. Сейчас у него 200 лошадей буденновской, англо-буденновской и английской пород, среди них чемпионы области, призеры России. Он строит закрытый конный манеж размером двадцать один метр на шестьдесят. Здесь можно будет проводить конные соревнования любого масштаба, вплоть до международных. Рядом с манежем – конюшни, хлебный склад, неподалеку просторный дом.

Николай Епифанов весною 1991 года вышел из совхоза «Суровикинский», где проработал скотником двадцать лет. Земли ему дали 50 гектаров да сыну Михаилу – 17,5 гектара. Скотником Николай в совхозе был, коровами и стал заниматься. Просил в хозяйстве на имущественный пай коров ли, телок, но ему отказали. Начал искать сам. В своем районе, в соседних. Для счета поголовье ему не было нужно. Он искал породистых, племенных, молокастых. 10 голов удалось купить на опытной станции сельхозинститута.

Летом 1992 года у Николая Степановича было 50 дойных коров. На молочный завод ежедневно он отвозит полтонны молока. Каждый месяц вносит по 20 тысяч рублей в банк для погашения кредита. Брал он 500 тысяч на покупку скота, техники, на строительство.

Семья Николая Степановича – жена Людмила, сын Михаил – живет на своей земле, в двух вагончиках, но для коров уже построена ферма, рядом склад фуража. Свой дом, в котором раньше жили, оставили на хуторе. Послушаем Николая Степановича:

– Мой отец, мой дед, как выпьют да разгутарятся про старые времена, всегда говорят: «Кто не ленивый, тот жил». А у нас, Епифановых, ленивых не было. Своевольные – да. Но работящие. А я в колхозе с малых лет. Всегда у скотины. Передовик, а зарплата то семьдесят рублей, то сто. Приду в контору и спрашиваю у бухгалтера: почему у меня снег, и дождь, и навоз по колено, и руки в музлях, как копыто, а зарплаты нет, она у вас, у конторских? Мне в ответ: учиться надо. А вот чему учиться, не говорят. Решил я уйти из совхоза. Отпускали трудно. Был бы пьяница, лодырь, легко бы отпустили. Но мы, Епифановы, всегда трудяги. Но ушел, землю дали, хотя и маловато… В совхозе я отработал двадцать лет. Каждый год в День животновода везут людей на праздник. Там – самодеятельность, автолавки, подарки. Кого везут: бухгалтеров, зоотехников, профсоюз и начальника химзащиты, а если из нашего брата, то тех, кто начальству улыбается да быстрее других руку на собрании поднимает. Меня за двадцать лет ни разу не взяли. А теперь – проработал я хозяином лишь год – меня пригласила на праздник районная администрация, и за мой труд (я до шестнадцати тонн в месяц молока сдаю) наградили бесплатно холодильником… Двадцать лет отработал как спутанный. Оглянешься – самого себя жалко: ни выходных, ни отпусков, работал день и ночь – и был вором. Сено воровски коси в какой-нибудь балочке и трясись, чтобы тебя не поймали. Вези и опять трясись. С зерном та же песня.

Семью ведь кормить надо, на сто рублей не проживешь. А начальству это выгодно – вор да пьяница слова поперек не скажут. Работай, воруй и гляди на колхозный бардак. Начальников – туча черная, и все с машинами и с шоферами. Учетчик на грузовом «ЗИЛе» ездит, на персональном. Вот он куда вылетает, мой труд.

А нынче я – вольный, никого не боюсь. Коровки – мои, земля – моя. Правда, ее маловато. Лошадки есть. Две машины за год купил. На этом бугре будет мой дом стоять. А на том бугре – дом сына. Этот пруд мы вычистим, углубим и заведем карпа. А вон там племянник с семьей построится. Везде наша земля, Епифановых… Перед тем как из совхоза выйти, мы с сыном ночьми сидели, обсчитывали, что и как. Жена с дочкой сомневались. Но мы доказали: должно получиться. Правда, наши расчеты полетели к чертям при новых ценах. Они нас били влет, подранили, но не навовсе подшибли. Они нас обозлили. Все равно можно работать. Молочко идет. Корма заготовили. Патока есть. Есть уже телочки свои, племенные. Работать мне сейчас много тяжелее, чем в совхозе. Там наука одна: не твое! не суй нос! не командуй! отпас – и сопи! А теперь я – хозяин, работник, строитель, прораб, агроном, зоотехник, бухгалтер, да еще своей жене муж, внуку дед. Но это настоящая жизнь, дорогая работа, которой еще и еще хочется. Радуюсь, что на волю вышел, и жалею тех, кто в совхозе, они – спутанные. Меня на десять-пятнадцать лет еще хватит. Вылезем из долгов, построимся. А когда помру… Я уже детям сказал: помру, никуда меня не везите, схороните здесь, на моей земле, на земле Епифановых.