Прощание с колхозом

– Озимых мы нынче не посеяли, – говорит управляющий. – А от них – хлеб. Кормов мало. Гурты мясного скота надо с хутора убирать. Нет ни кормов, ни людей. Работать не с кем. Остались лишь пьяницы да чечены. Над пьяницами надо с кнутом стоять, и то они через пень-колоду делают, на уме одно: чего бы пропить. А у чечен свои гурты больше совхозных, на них все корма идут, какие мы заготовим. Людей нет, и никто сюда не приедет из добрых работников. Одни лишь дачники, горе мое. Раньше в магазин вино привезут, два-три дня пьянка – и шабаш, кончилось, до следующего привоза я спокоен. А нынче в любой день, хоть среди ночи, иди к дачникам. У них – хоть залейся. Наши пьяницы им в первую очередь отвезут совхозное сено, силос, дробленку, зерно – все, что те им прикажут.

Те, кого управляющий называет дачниками, люди разные: местные и пришлые, молодые и крепкие пенсионеры. Никто из них в совхозе не работает. Но держат скотину, хозяйствуя на себя.

– Помощи от них никакой, – жалуется управляющий. – В горячую пору скирдовать никто не пошел. А чуть что, ко мне идут: воды нет, принимай меры, управляющий. И тянут, тянут… Нынче опять семь голов третий день ищем. А рядом, у соседей, трактор украли на этой неделе. Быка за голову зацепили прямо с база и волоком тянули до двора. С емкостей замки сбили, солярку слили в бочки. И хорониться не думали, следы-то явственные. Сколько скотины своей находил в чеченских гуртах. Наша порода – абердины, наши метки. Участкового привозил, в райцентр ездили, к начальнику милиции. Бесполезно. «Погодите, погодите…» – один ответ.

Управляющий – мужик молодой, с агрономическим образованием и опытом. Не дорабатывать ему, как иным совхозным спецам, до пенсии, а жить и жить, и потому я спрашиваю:

– Вы что, не видите, что совхоз в долгах по уши? Он же с ними никогда не расплатится! Чего вы ждете? Какой манны небесной?

– Все я вижу, – отвечает он, – а вот что делать, не знаю. Наверное, надо было уйти в фермеры. Но землю сейчас дают самую плохую. А если бы всем расходиться, досталась бы хорошая. Сверху бы, из Москвы, сказали твердо. А то крутят то в одну сторону, то в другую. Уйти бы, на себя работать, а не с пьяницами кохаться. Не будет совхоза – они погибнут, и всё. А по-нынешнему все равно проку не будет.

– А по какому же будет? – спросил я. – Вот у вас тут фермеры появились, на ваших землях…

– Это горе горькое, – ответил молодой управляющий. – Они сроду земли не видали и не знали ее. Поезжайте и поглядите.

Ездил не раз. Глядел. И в прошлом году, и в нынешнем. Особенно памятна поездка в конце лета. Тогда, теплым августовским днем, в пору уборочную, ехали мы из Калача на хутор Большая Голубая не асфальтом и грейдером, а сделав добрый крюк, дорогами полевыми. У кургана Хорошего свернули влево и покатили вниз через Липологовскую балку, где когда-то хутор стоял, а оттуда через бугор на Осиновку, краем ее, а потом вовсе дорогой неезженой к просторной долине Голубой речки.

Эти полевые дороги и земли – на гранях соседних районов: справа Калачевский, слева Суровикинский. Справа – совхоз «Голубинский», слева – «Логовский». Вернее, когда-то совхозные земли, а нынче не разберешь… В «Логовском» от 11 тысяч гектаров к лету осталось лишь 3,5 тысячи. Совхоз «Голубинский» недавно был целым государством в 70 тысяч гектаров, сейчас наберет ли половину. В «Логовском» землю фермеры разобрали. «Голубинский» отдавал свое направо и налево. В 1992 году, следуя необходимости ли, моде, здесь хозяйствовало чуть не два десятка организаций: корабелы и нефтяники, железнодорожники и строители, агроснаб и райпо, больница и дом отдыха – всех не перечтешь. Не от хорошей жизни отдавал «Голубинский» свои земли: сроду он с ними не справлялся. До «белых мух» убирали, пахали, гноили, потом скотину морили голодом. Причин было много, и все объективные: край далекий, отрезанный рекой, нет хорошей дороги, нет жилья. Потом появился мост, асфальт, жилье, земли вдвое меньше стало, а значит, нагрузки в работе. Но все осталось по-прежнему.

Вот и сейчас едем дорогой полевой: справа поля и слева поля, справа осот и слева осот, белые, седые его головки. Порой из машины выходим, пытаемся разобрать: что же тут сеяли? Ячмень ли, просо, а может, все это – падалица? Единственное хорошее поле – перед Липологовской балкой. Здесь, у фермера Горячева, озимки получили почти по 30 центнеров с гектара. Хотя особо удивляться нечему. Год выдался благодатный. Хорошие хозяева по 50 центнеров получили. Но для этих краев 30 центнеров – небывалый рекорд. Для них привычней жиденький ячменишко, какой и встречал нас порою то слева, то справа.