Читаем Прощание с миром полностью

Урок этот кончился для меня совершенно неожиданно. Взяв у меня тетрадь, учительница вышла с ней на середину класса и показала всем мой рисунок, сказала, что вот так, как я, надо рисовать всем. Такое было начало...

Потом мы, все это было, скорее всего, на другой день, но мне запомнилось, что в тот же, сразу вслед за первым уроком, отправились в очень красивый, стоящий недалеко от нашей школы, тут же за дорогой прямо, огороженный плотным белым забором, небольшой лес или парк, в котором росли высокие тополя и осины, и березы, я думаю, тоже росли, но были тут, мне помнится, и лиственницы, и ели, тоже очень красивые, высокие. Земля под ногами у нас была густо усеяна листьями, падающими с деревьев, уже пожелтевшими. И учительница сказала нам, чтобы мы от каждого дерева взяли по листочку по одному. И мы ходили за ней в этом лесу, среди осыпающих листву деревьев и высоко задирали головы и собирали эти листики...

Таким он был, этот мой первый день в школе.

Мы жили тут же, при школе, в небольшой комнате, рядом с другой, в которой жила семья технички. Нас было всего несколько человек, только из нашей Березовки да из другого такого же, тоже в лесу, за болотом расположенного поселка, из Пенькова. Но первые дни, пока еще было сухо и тепло, мы ходили домой через болото напрямик, километра три, я думаю, по тропинке, каждый день почти ходили, а когда зима пришла, оставались ночевать при школе, в этом общежитии, брали из дома еду на несколько дней, на неделю. Родители привозили нам картошку, которую варила нам та же техничка, картошку и хлеб да молока бутылку или две. Другой еды не было.

Так мы, при школе, тут и жили все время.

43

Наша школа была одноэтажная, крытая железом, рубленная из самых что ни на есть отборных, одно в одно, сосновых бревен. Позади нее, метров на пятьдесят, простиралось большое, круглое, блестевшее спокойной гладью озеро. С той, с другой его стороны, стоял молчаливый, всегда немножко хмурый сосновый лес. Тропа, ведущая от школы, от крыльца, подходила вплотную к озеру, к мосткам, здесь поставленным, к воде. Вокруг школы, во дворе, да и здесь, на берегу озера, тоже росла эта мягкая и такая нежная для босых ног гусиная травка, по ней и впрямь всегда было так радостно ступать босыми ногами. И действительно, тут, на берегу этого озера, всегда ходили и гоготали щипавшие эту траву гуси...

По берегу, по краю его, озеро густо зарастало тростником или рогозом. Так, кажется, называется этот род тростника, плоды которого представляют собой черную, необыкновенно тугую, твердую шишку. У нас его еще называют чернопалочником. За этими черными палками приходилось лезть в самую глухую часть озера, где вода уже подступала к горлу и было много ила. Но больше всего этого чёрнопалочника было по другую сторону озера, у того берега, где озаренные солнцем высились могучие сосны вплотную подошедшего к озеру бора. Но подобратся туда было не так легко. Однако каждый из нас мечтал достать себе такую вот черную шишку.

Такая черная палка, черная сверху и белая изнутри шишка тростника, когда она высыхала, была в состоянии запушить всю улицу, устелить ее всю белым пухом. Постепенно она, все более и более разматываясь, распускалась, как пряжа какая-нибудь.

Трудно даже представить было себе, что одна такая шишки могла произнести такое количество пуха...

Мы бегали с такой шишкой по улице, мотали ею во все стороны, и позади нас стлался хвост густого, все гуще и гуще разматывающегося пуха, как если бы это был не пух, а дым...

44

Мы ехали с отцом через бор на телеге. Яне знаю, куда мы в этот раз ездили с ним. Помню только, что бор наш в этот день весь насквозь пропитан был серой, и козырьки были доверху полны смолы. Должно быть, тут был самый густой участок леса, потому что телега наша глубоко уходила в колею и высокие сосны стояли одна к другой. И тут я увидел за деревьями низко склонившегося, пробирающегося между деревьями человека. В руках он держал что-то, должно быть, очень тяжелое, все плотно перебинтованное, обмотанное белыми тряпками. В таком наклоне, как держат оружие. Видимо, он только что перебежал дорогу, когда я увидел его. Япоказал отцу чуда, на лес, на пробирающегося за деревьями человека. Но отец промолчал, то ли не видел, то ли не хотел ничего говорить.

Мы проехали еще немного, и вдруг навстречу нам раздался стук копыт, и в тот же миг с двух сторон, и слева и справа от нас, отец даже не успел отвернуть в сторону, подпрыгивая в седлах, обтекая нас, промчался большой отряд людей в военной зеленой форме и в таких же зеленых фуражках. Все были как один. И у каждого за спиной была винтовка, лошади у всех были как одна, одинаково коричневые, одинаково рыжие.

Всадники разом утонули, исчезли в песке и в пыли позади нас, ускакали.

С годами, когда я вырос, я соединил вместе и этого человека, пробирающегося между деревьями, и этих мчащихся по дороге всадников.

45

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза