Прощание с миром

Я прошел еще километра полтора. Дорога, вначале довольно хорошо намеченная, чем дальше, тем больше терялась, раздваивалась, переходила в еле заметные тропинки. Лес поредел. Я стал забирать немного вправо, мне показалось, что именно тут должны быть тылы полка и та батарея, где я раньше всего хотел побывать. Я не знаю, сколько еще я так прошел, тропинка спустилась вниз под уклон, а потом стала забирать вверх. Я перешел какую-то лощину и, мне ничего не оставалось, пошел по тропинке вверх, по склону, по высоте. С каждым шагом я все выше поднимался на эту гору, с обеих сторон обрезанную оврагами, а справа поросшую даже и каким-то кустарником, если вообще не лесом. Кругом было тихо, ни выстрелов, ни звуков. Я решил, что еще не близко. Я еще прошел немного, довольно беспечно прошел. Разговор с солдатом меня успокоил. Как вдруг, рядом со мной, сбоку ударил снаряд. Где-то недалеко совсем раздался выстрел, и тут же, чуть впереди меня, в нескольких метрах от меня, разорвался снаряд. Я кинулся на землю, упав на руки, и тотчас почувствовал, что обжег руку, потому что оперся рукой на осколок, который был еще горячим, еще раскаленным. И в ту же минуту, в тот же миг, комья земли довольно-таки больно стали колотить меня по спине. Я поднял глаза и увидел, как листья, сорванные с кустарника, мелко сыпались на землю. Я удивился этому так внезапно ударившему вблизи меня снаряду и, переступая через очень небольшую, выбитую в глине воронку, двинулся дальше, решив, что это какой-то случайный налет, шальной, одинокий и одиночный снаряд. Я не сделал и двух шагов, как рядом, но чуть правее разорвался еще снаряд, и я опять упал, переждав, пока уляжется земля и дым от разрыва. И только когда я поднялся во второй раз и двинулся вперед, я увидел, буквально не далее как в ста метрах от себя, на самой высоте, орудие, ведущее огонь, и суетящуюся прислугу, панически действующий расчет. Они действительно решили, должно быть, что я, в этой своей черной фуражке, в плащ-накидке, с планшеткой на боку, веду за собой в атаку роту, а может быть, и батальон. Батальона еще пока не видно, а я, вот он, на виду. Очень они суетились, прямо-таки в панике бегали, спешили дослать новый снаряд в ствол этого своего орудия.

Должно быть, это было противотанковое орудие.

Не успел я скатиться вниз, в овраг, слева от этой высоты, как увидел вышедшего из дверей, из накопанных тут землянок, знакомого мне командира огневого взвода, с которым меня к тому времени очень многое связывало, человека, писавшего, кстати сказать, очень хорошие стихи и печатавшегося у нас в дивизионке. Он посмотрел на меня довольно недоуменно, если не сказать хуже, довольно подозрительно и с испугом, увидев, что я возвращаюсь не более не менее как от немцев, оттуда, где никто из них не бывал, где находятся одни только немцы.

— Где же ты был? — спросил он меня. Но, разглядев, что это все-таки я, действительно я, а не кто другой, человек, которого он хорошо знал, — спросил уже другим, участливым, хотя все еще недоумевающим тоном: — Это по тебе стреляли?

Я сказал, что да, это — по мне.

Я стал объяснять ему, что я, как мне и сказал солдат, считал, что не уйду дальше своей траншеи, и вышел на эту высоту, так и не встретив никакой траншеи.

— Там у них орудие стоит, — сказал он мне, все еще перепуганный за меня больше, чем я, потому что я пока еще не осознавал того, что произошло и что могло произойти.

Мы зашли к нему в землянку, которая, впрочем, оказалась подпольем давно разобранного дома. Здесь был блиндаж, в котором размещалась часть батареи, во всяком случае, один ее взвод. Здесь я и переночевал.

Он потом уже рассказал мне, что его командир отделения сказал ему:

— Ваш друг к немцам пошел!

Никакой нашей траншеи под этой занятой немецкой высотой не было да и не могло быть. Такая траншея с высоты простреливалась бы до самого дна. Да и не нужна она была тут! Низину, что лежала перед высотой, держали на прицеле наши орудия — того самого огневого взвода, в который я теперь пришел. И справа, и слева были наши, никакого смысла поэтому рыть траншею в низине, перед носом у немцев, не было…

Как я ускользнул и почему немцам надо было стрелять по мне, когда я сам шел к ним в руки! Не начни они с перепугу стрелять по мне, я уже через минуту какую-нибудь был бы у них в руках!

Место это называлось Серьгина гора, а деревня рядом — Маковейцево. Так мне сказал тот же командир огневого взвода, мой друг, потом, через сорок лет, когда мы встретились с ним. А еще он сказал мне, что под Серьгиной горой было два минных поля — наше и немецкое. Так что это просто удача. Уйти от немцев и не напороться на минное поле, не подорваться на мине!

9