Данные обстоятельства давали шанс Византийской империи выйти «сухой из воды», но только при наличии нескольких обязательных условий. Власть императора должна была найти дипломатическое подтверждение на Западе – в противном случае он попросту не признавался лицом, правомочным на заключение необходимых соглашений, и договоры с ним не имели бы никакой юридической силы.
Нельзя забывать, что существовала Трапезундская империя, цари которой, ссылаясь на свою родословную, претендовали на императорский титул и вообще считали Михаила VIII Палеолога узурпатором. Перед Дуками, Комнинами и даже Ангелами такой задачи не стояло – они по праву преемственности занимали престол древних Римских царей в условиях единой Византийской империи. Ни у кого на Западе не закрадывалась мысль о том, что эти василевсы должны комуто и чтото доказывать. Даже германские короли, традиционно претендовавшие на титул Римского императора, не могли игнорировать исторические факты и саму действительность.
Так было до 1204 г., но после захвата Константинополя все стало иначе. Уже Ласкариды были вынуждены доказывать свою «римскую родословную» и права на Константинополь, поскольку на Западе считалось, что древняя столица Византии теперь «по праву» принадлежит Латинскому императору, которому ее уступил Алексей IV Ангел – последний законный василевс Восточной Римской империи. Выборы первого Латинского монарха, Балдуина I, были произведены на легитимных для западного сознания началах. И в глазах латинян Михаил VIII Палеолог являлся узурпатором, да еще и «схизматиком» – обстоятельство, не располагающее для нормального и равноправного общения с ним.
Запад и Рим, конечно, не признали никакой восстановленной Римской империи, поскольку во главе нее стоял ересиархпатриарх и «Греческий царь» – максимальный титул, который понтифики и западные государи могли признать за Палеологом. В таких условиях попытки Византийского царя вести переговоры даже с традиционными союзниками – генуэзцами были обречены на провал или в лучшем случае на необходимость оглядываться на реакцию понтифика. Можно сказать, что у Михаила VIII Палеолога на момент начала самостоятельного правления не было ни одного друга на Западе – только враги или в лучшем случае индифферентные персоны.
Поскольку же в Западной Европе продолжалась «война всех против всех», фактически единственным лицом, чье признание власти Михаила VIII Палеолога, как законного правителя Константинополя, не требовало «переутверждения», являлся Римский папа. Хотел того Палеолог или нет, но сами обстоятельства времени и места вынуждали его идти на союз с Римской курией. А это означало, что рано или поздно должен возникнуть вопрос о церковной унии.
Помимо очень непростой внешней ситуации, Михаилу VIII Палеологу приходилось считаться с внутренним положением дел. Изнутри его царство было уже далеко не тем, что раньше. Политическая элита, целое поколение которой выросло на западноевропейских политических понятиях, перестала воспринимать монархическую идею в ее естественной для византийского сознания редакции. Это стало возможным еще и потому, что в составе аристократии Никейской империи находилось множество лиц западного происхождения, этнических латинян, занявших вскоре привилегированное положение при дворе василевса. Несмотря на угрозу отлучения от Римской церкви, латинские наемники охотно поступали на службу к Византийскому царю, прельщенные наградами и перспективами. Большинство из них являлись выходцами из Франции, Испании и Скандинавии. Как полагают, не менее 23 самых знатных родов, или 17 % аристократов, имели иностранное происхождение. Включая такие известные фамилии, как Раули, Торникии, Петралифы, Нестонги, Враны, Камицы, Цики, Хавароны, Контофры, Римпсы. И, очевидно, их политические традиции, принесенные с родины, широко распространились среди греческой знати348.
Нет, безусловно, в то время и на Западе никому в голову не могло прийти оспаривать сакральные основания королевской власти. Но наряду с ее сакрализацией все активнее проявляется публичноправовой оттенок. Считалось, что король должен «служить» обществу, и права ему даны обществом для «общей охраны», даже если полномочия монарха неотчуждаемы349.
Право выборов Западного Римского императора, въевшееся в плоть и кровь германской аристократии, оказалось даже сильнее попыток Римских пап подчинить себе все политические институты Западной Европы. И папа Иннокентий IV (1243—1253) был вынужден признать, что хотя и обладает в Западной Римской империи полнотой власти de jure, но de facto власть принадлежит все же выборщикамкнязьям350.