Прощание с Землёй

Гонерилья заговорила с Лиром о делах в государстве, и во время ее монолога слышалось тихое потрескивание льда, а едва слышимая музыка играла негромкими диссонансами.

Требования Гонерильи соответствуют этой атмосфере, потому что она хочет привести придворные дела в порядок, а порядка нечего и ждать, пока Лир продолжает считать себя тираном. Но Лир не в том настроении, чтобы прислушиваться к доводам. Он поддается гневу и начинает бушевать.

Входит Олбани. Он консорт Гонерильи — круглолицый, простодушный, удивленно озирающийся по сторонам. Что тут происходит? Он полностью под каблуком властной жены и гневливого тестя. Именно в этот момент Лир разражается одним из самых едких осуждений в истории литературы. Его реакция чрезмерна. Гонерилья пока еще не сделала ничего, чтобы заслужить такое, но Лир перегибает палку.

Услышь меня, великая природа!
Взываю к каре божией твоей.
Бесплодием ей запечатай чрево,
Деторождение в ней иссуши.
А если дашь ребенка этой твари,
То выродка лютейшего, чтоб мучил
Ее без жалости и без конца,
Чтоб изморщинил молодость ее,
Изрыл лицо горючими слезами,
Чтоб радости и боли материнства
В издевку обратил и в едкий смех, —
Чтобы почувствовала на себе,
Насколько злей змеиного укуса
Неблагодарность детища.

Звуковик усилил в этом монологе голос Лира и снабдил легким шипением, а тело его стало выше и каким-то менее осязаемым, словно превратилось в мстительную фурию.

Гонерилья же на протяжении всего монолога не шелохнулась, не дрогнула, не шагнула назад, но ее прекрасное лицо, не меняясь явно, словно накапливало в себе зло, и к концу произнесенного Лиром проклятия стало застывшим, как у архангела — но у архангела падшего. С него сползли любые остатки жалости, осталась только опасная дьявольская величественность.

Дрожащий шут все это время прятался за Лиром. Олбани олицетворял собой смущение, задавал бессмысленные вопросы, ему хотелось встать между двумя антагонистами, но он откровенно боялся это сделать.

— Хорошо, — произнес Уиллард, постучав жезлом. — Сцена записана, и теперь я хочу, чтобы все ее просмотрели. — Он поднял жезл, и синтезатор, расположенный возле задней стены студии, начал воспроизводить запись.

Ее смотрели молча, затем Уиллард сказал:

— Получилось хорошо, но, думаю, вы согласитесь, что недостаточно хорошо. Прошу всех выслушать меня внимательно, чтобы я смог объяснить, что мы сейчас попробуем сделать. Всем вам известно, что компьютеризованный театр далеко не новинка. С голосами и изображениями научились работать так, что результат превосходит возможности актеров-людей. Уже не надо прерывать монолог, чтобы сделать вдох; диапазон и качество голосов почти неограниченны, а синтетические образы можно менять, подстраивая их под слова и действия. Однако до сих пор эти возможности использовали, можно сказать, по-детски. Мы же намерены создать первую серьезную компьюдраму в мире, и меня — не знаю, как вас, — устроит только один результат — превосходный. Я хочу поставить величайшую пьесу, написанную величайшим драматургом в истории: «Король Лир» Уильяма Шекспира.

Я желаю, чтобы ни одно слово не было изменено или опущено. Я не хочу модернизировать пьесу. Не хочу удалять архаизмы, потому что в пьесе — в том виде, как она написана, — звучит восхитительная музыка, и любые изменения ее исказят. Но как нам в таком случае довести ее до широкой публики? Я имею в виду не студентов, не интеллектуалов, а всех. Я говорю о людях, никогда прежде не смотревших Шекспира и чье представление о хорошей пьесе сводится к пошлому мюзиклу. Эта пьеса действительно местами архаична, и люди действительно не разговаривают пятистопным ямбом. Зрители не привыкли слышать его даже на сцене.

Поэтому мы должны перевести для них архаику и все непривычное. Голоса, чьи возможности превышают человеческие, станут интерпретировать слова тембром и ритмом. Меняющиеся образы усилят воздействие слов.

Сейчас мне понравилось, как менялось лицо Гонерильи, когда Лир произносил проклятие. Зритель сумеет оценить, какой разрушительный эффект произвело на нее проклятие, хотя железная воля королевы удержала ее от словесного выражения своих чувств. Следовательно, зритель ощутит этот разрушительный эффект и на себе, пусть даже некоторые слова Лира прозвучат для него странно и архаично.