«Прощание славянки»

Геккерн, как истинный джентльмен, решил помочь бедному юноше, который не в состоянии был даже оплатить визит врача. Он оказал Дантесу помощь. Сухой, прагматичный человек так очаровался необыкновенными качествами красавца, что даже, забыв все свои дела, остался в гостинице рядом с Дантесом до его полного выздоровления…

(Этот достойный пера Ханса Кристиана Андерсена сюжет напомнил мне высказывание одного юмориста: «Я был в детстве такой хорошенький, что меня подме— нили цыгане». Я думал про себя: почему такого хорошенького Дантеса не подменили раньше? И не является ли барон Геккерн тем самым цыганом, который его наконец подменил?)

Элита воспринимала доклад, поданный им прекрасным русским литературным языком, с неменьшим восхищением, чем грубые выражения литературного бомжа. Профессор своими словами пересказывал им сюжет какой-то голливудской мелодрамы. Элитные дамы достали из сумочек платочки, мужчины блаженно улыбались.

Но в чем же была сенсация?

А вот в чем.

Профессор в случайно обнаруженном в архиве Геккернов дневнике Дантеса нашел ключевую строчку, которую он прочитал по-французски, а Натали шепотом перевела мне прямо в ухо. Строчка читалась так: «Я спасу ее!»

На основании этой строчки и еще каких-то коротких записей в дневнике профессор сделал сенсационный вывод — Дантес спасал Натали, но бешеный темперамент Пушкина не позволил ему понять благородного порыва благодетеля его семьи!

По профессору, трагический сюжет «семейной драмы» развивался примерно так.

Безумно влюбленный в Натали Дантес дождался ее признания. (Которое и описал в письме Геккерну.)

Дантес ждал, когда после родов Н. Н. исполнит свое обещание, то есть когда «ее любовь будет ему наградой»…

В июле Н. Н. наконец стала выезжать после родов с дачи на Каменном острове в свет. Она была ослепительно хорошо, как бывает прекрасна только что родившая женщина. Свет восхищен явлением мадонны! Дантес умирает от страсти. Н. Н. была уже готова выполнить свое обещание…

Но… (Звучит тема рока!) По сюжету мелодрамы вовремя появляется «злодей» — деспот, тиран, император… Мадонну замечает Николай I! Профессор предполагает, что кто-то из придворных специально обратил внимание Николая на расцветшую красоту Н. Н. С какой целью была сделана эта провокация, профессор мог только предполагать, но он считал, что разви— тие этой темы уводит от трагических вершин «семейной драмы». Н. Н. сначала все скрывала от Дантеса, стала его сторониться. Но в октябре, когда двор переехал в Петербург, она открыла Дантесу все. Сам император ревнует ее! Сам государь попросил ее, чтобы она удалила от себя Дантеса!

(А Пушкин-то где?… Я заволновался и вспомнил, что как раз в это время Пушкин заканчивает гениальную «Капитанскую дочку». Не до этого ему, видать, было. Он думал о другом. В августе он написал знаменитые строки о своей «непокорной главе». Не думал, бедный, что выше Александрийского столпа вознесется его рогатая голова…)

И Дантес, мучимый ревностью и благородством, все-таки решает предупредить увлечённого работой стихотворца и спасти его честь. Ему помогают обожающие его друзья. Так появляется на пушкинском столе анонимный «пасквиль».

(Но это вовсе не пасквиль! Это всего лишь серьезное предупреждение! Не мог же Дантес впрямую подойти к Пушкину: «Саша, ты последи за своей-то. Николай с нее глаз не сводит. Того и гляди трахнет. Ох, берегись, Саша». Это сейчас все просто… А Дантесу пришлось ломать голову, как обратить внимание Пушкина на гнусную интригу царя-развратника Николая Бабкина. Одна фамилия негодяя чего стоит!…)

Профессор готов был признать, что влюбленный ревнивец несколько переборщил в своей благотворительности. Но ведь анонимное предупреждение, было разослано только их общим друзьям — своим людям, людям одного круга (Карамзиным, Вяземским, Россе— там). Дантес, как ему ни было тяжело, надеялся, что друзья повлияют на Пушкина и заставят его увести Н. Н. от цепких рук «негодяя Бабкина» куда-нибудь в деревню.

Но Пушкин не понял благородного влюбленного юношу. Он вызвал его на дуэль. Оскорбленный в своих самых лучших чувствах, Дантес и тут попытался спасти честь своей любимой — женился срочно на ее родной сестре. Большой свет оценил его жертву, Дантеса назвали героем. Но Пушкин опять не понял его благородства — при всех назвал Дантеса трусом, спрятавшимся под юбку от пистолетного выстрела. Этого оскорбления уже не могла простить оскорбленная честь кавалергарда!…

Прошу простить меня за вольный пересказ замечательно построенного, остроумно поданного сенсационного доклада, произнесенного великолепным литературным языком.