Прощание славянки

Что же касается посланник германского, то он скептически оценивал столь для него удивительное в свете последних событий в России единение монарха с народа.

Более того, он предсказывал, что объявление войны вызовет революцию и был совершенно убежден в том, что, в первую очередь, будет разграблен Эрмитаж.

Именно по этой причине не стал слушать своего приятеля, советовавшего ему перед отъездом отослать свою художественную коллекцию в Эрмитаж.

Однако Эрмитаж грабить не стали, а вот немецкое посольство было на самом деле разграблено.

«К вечеру, — писал в своих мемуарах начальник дворцовой охраны генерал А. И. Спиридович, — я был послан в Петербург за всевозможными справками.

Погода дивная, летняя. Невский проспект полон народу.

Было уже темно, когда я вошел в один из ресторанов и едва успел сесть, как кто-то вбежал с криком — громят немецкое посольство.

Я поспешил туда.

По Морской бежал народ, скакали извозчики, неслись автомобили.

Громадная толпа, с царским портретом, шла к посольству. Слышались ругательства и угрозы по адресу Германии и императора Вильгельма.

Странное зрелище увидел я, подъехав к площади, где, на углу Морской, возвышалось суровое здание немецкого посольства.

Толпы народа, вперемежку с извозчиками и автомобилями запрудили всю площадь и тротуары около посольства.

Эскадрон конных жандармов удалял публику с тротуара посольства. Против здания, к стороне Исакия, горел громадный костер. Там копошились пожарные.

— Это жгут портреты Вильгельма, — сказал подбежавший ко мне юркий молодой человек, и, прибавив, что скоро будет еще лучше, убежал.

Громадное здание посольства было освещено только внизу. Там бегали какие-то люди и выбрасывали в окна какие-то предметы. Скоро появился свет во втором этаже, затем и выше. Бегающие фигуры появились во всех этажах.

Особенно суетилась там какая-то барышня в шляпке. Кипы бумаг полетели из окон верхнего этажа и, как снег, посыпались листами на толпу.

Летели столы, стулья, комоды кресла… Все с грохотом падало на тротуары и разбивалось вдребезги. Публика улюлюкала и кричала ура. А на крыше здания какая-то группа, стуча и звеня молотками, старалась сбить две колоссальные конные статуи.

Голые тевтоны, что держали лошадей, уже были сбиты.

Их сбросили, с крыши и, под восторженое ура, стащили волоком к Мойке и сбросили в воду.

Около, на тротуаре, стал городовой. Кругом меня все галдело. Галдела интеллигенция. А из посольства все летели, летели разные предметы.

Раздававшийся от падения треск и грохот вызывал ура. Чем сильней был треск от разбитого, тем громче было ура и улюлюканье.

Полиция только просила не ходить на тротуар посольства. Эскадрон стоял наготове. На площади был сам министр внутренних дел Маклаков, был и только что назначенный новый градоначальник князь Оболенский.

Вдруг пронеслось, что на чердаке громилы нашли труп убитого человека. То был русский, долго служивший в посольстве. В группе начальства заволновались.

У эскадрона жандармов послышалась команда. Публику стали просить расходиться.

Никто не слушался. Появилась пожарная машина, в толпу направили струю воды, с хохотом стали разбегаться.

Я сел в экипаж и поехал телефонировать моему начальнику. По дороге обогнал большую толпу. Шли громить австрийское посольство, но полиция не допустила разгрома.

Я доложил обо всем генералу Воейкову. Он просил меня остаться в городе до утра. Утром, едучи на вокзал, я проехал посмотреть на посольство. Жуткая картина.

Колоссальное здание зияет разбитыми окнами. На крыше покосившиеся лошади. Их не сумели сбить. Тротуары завалены грудами обломков и осколков.

Полиция не позволяет приближаться. Публика смотрит молча. Ходят на Мойку смотреть, где сброшены статуи».

Не особо, надо заметить усердствовавшей полиции (ведь тоже все русские люди) полиции удалось навести порядок.

Погромщиков выпроводили из посольства, а на крыше здания был найден труп тайного секретаря министерства иностранных дел Германии Альфреда Катнера.

Наиболее активных участников погрома арестовали, но убийц почему-то не нашли. Если их, конечно, искали.

На следующий день огромная толпа с криками «Долой немцев!» разгромила мебельный магазин братьев Тонетов и разрушила витрины кафе немецкого подданного Рейтера.

Затем погромщики забрасали камнями магазин «Венский шик». Разбив в нем все, что можно, они отправились к редакции немецкой газеты «Санкт-Петербургское время» и перебили в ней все окна.

Само собой понятно, что тревога за судьбу страны смешалась с глубоко укоренившимся недоверием к немцам.

Из столицы стали выселять немецких и астрийских подданных. Лубочные картинки, высмеивавшие немцев, и патриотические плакаты тиражировались тысячами копий.

Санкт-Петербург был переименован в Петроград, и началось повальное открещивание от всего немецкого, даже в названиях.

Порой дело доходило до смешного.

Так, министрество путей сообщения решило отказаться от таких немецких слов, как «бухгалтер», «бухгалтерия» и некоторых других.