Прощание славянки (СИ)

Создавалось впечатление, что природа слишком долго терпела несовершенство человеческого тела: уязвимость шеи, где жизненно важные артерии находятся слишком близко к поверхности, глаза… Это ведь был неразрешимый парадокс устройства Homo Sapiens: глаза, бывшие важнейшим из органов чувств — без глаз ты практически никто и ничто — были так предательски ничем не защищены.

В общем, природа терпела-терпела, терпела-терпела, а потом решила исправить все недостатки разом, не тратя времени на тысячелетнюю эволюцию.

Нельзя сказать, что Homo Arcticus уж совсем не походили на людей старого образца: туловище, две руки, две ноги, голова… Вот с головой-то и вышла загвоздка — голова и шея у существ отсутствовали.

Размышляя над этим фактом, Лидия неизменно приходила к выводу, что головной (бывший головной) мозг и органы чувств размещаются у существ в туловище. Такое анатомическое строение было не лишено практичности — ни гильотинировать, ни повесить существо было невозможно, и уж уши-то они не смогли бы теперь отморозить даже в суровом арктическом климате. Все остальное вроде было как у людей, да не совсем…

Отсутствие головы было самым вопиющим, но не единственным отличием новой расы. Все их тело, казалось, было собрано из элементов более простой геометрической формы, чем у Homo Sapiens. Было, как бы сказал знаток геометрии, более правильным. Но, с точки зрения Лидии, все это было ужасно неправильно!

Линия плеч была непрерывной и ровной, а крепкие руки росли практически из верхней точки фигуры. Туловище было непропорционально крупным, что косвенно подтверждало перемещение туда некоторых дополнительных органов. Также оно было лишено талии, словно перед вами не человек — ну, разумеется, это и не человек! — а мешок с картошкой. У некоторых индивидуумов, преимущественно мужского пола, и вовсе доходило до того, что их мощный торс походил на параллелепипед со скругленными углами и гранями. А руки! Пальцы рук, «собранные» из фаланг практически правильной цилиндрической формы, были лишены ногтевых пластин.

Сама же Лидия Метёлкина, единожды безнадежно отстав от обоза эволюции, была принята здесь из милости и жила на положении диковинного реликта.

О первых шагах становления новой расы Лида практически ничего не помнила. После незабываемого круиза, «Лейтенанта Овцына» и пустой родительской квартиры в ее памяти зияло обширное белое пятно, накрывшее белесой мутью события последующих нескольких лет.

Она не помнила и не знала, как оказалась в Метрополии, зато прекрасно помнила тот день, когда морок рассеялся, и Лида пришла в себя. Сознание вернулось к ней резко и внезапно, она словно очнулась от долгого сна, насыщенного пугающими видениями. Лида обнаружила себя забившейся под кровать в чужой комнате без окон. Набравшись храбрости, она выбралась из своего укрытия, крадучись подошла к двери и обнаружила, что та заперта.

Лида была одета в незнакомые вещи с чужого плеча, ведь из собственной одежды она давным-давно выросла. В комнате стоял большой встроенный шкаф, оказавшийся забитым вещами из прежней квартиры Метёлкиных: книгами, игрушками, посудой и даже уцелевшей одеждой ее родителей.

Прознав, что пленница вышла из полубеспамятного состояния, в комнату Лиды зачастили существа. Они предлагали ей то поесть, то поиграть, то возобновить изучение алгебры, и при этом все как один имели виноватый вид.

Новая реальность оказалась причудливее самого забористого ночного кошмара. Постепенно Лиду начали выводить на прогулки по бесконечным коридорам Метрополии. Существа не скрывали горделивой радости, показывая девочке новенькие сияющие холлы, невиданные ею доселе панорамные лифты, предлагая покататься на недавно запущенных пассажирских конвейерах. Видя перед собой бесчисленные безголовые туловища, ощущая всеми инстинктами, что мама и папа уже никогда не переступят порога ее комнаты, Лида просто хотела выть. Оставаясь одна в комнате, она рыдала днями напролет. Но постепенно в ее рыданиях стали появляться перерывы, в течение которых она перебирала сохранившиеся книги и прикидывала, какие из вещей родителей могут ей подойти. Через пару недель она плакала лишь три-четыре раза в сутки, а затем выудила из шкафа потрепанный том «Властелина Колец». Волшебная сказка помогала хоть на время забыть о постигшей Лиду устрашающей перемене, а напечатанные мелким шрифтом слова, казалось, обладали волшебным свойством врачевать душу и облегчать боль: «Отныне никто не сможет жить так, как жил, и мало кто сохранит то, что считал своим». «Как про нас написал», — подумала Лида и снова зашмыгала носом.

Вскоре она плакала не чаще раза в день — перед сном. Все как-то само собой устроилось.

Решив, что душевное состояние девочки больше не внушает опасений, существа с подобающей скорбной торжественностью сообщили ей, что Марина и Павел Метёлкины умерли еще до возвращения Лиды в Город-на-Протоке и покоятся ныне на городском кладбище.