Прощание славянки

Он говорил на разных языках. Во время событий в Югославии он говорил на языке Примакова. Во время начала чеченской войны он говорил на языке Горбачева, вводившего танки в Вильнюс и Баку. Это был советский лидер. Демократия присутствовала в стране не благодаря Ельцину, а параллельно, во многих смыслах — вопреки. Может быть, благодаря какому-то влиянию окружения, но вопреки самой идее высокой степени концентрации власти, которая присутствовала всегда.

Новодворская

Кончается ельцинская эпоха. Кончается наш вкусный и сладкий кофейник. Со сдобными булочками, со сливками, с сахаром. Больше, я уверена, такого кофе в нашей жизни не будет. Как не было до этого, так не будет и потом.

Я никогда не считала Ельцина демократическим лидером. Мне было мучительно ясно, что это человек авторитарного склада и что это скорее монарх. Но в истории России был один монарх тоже авторитарного склада, который, тем не менее, провел великие реформы, хотя и поссорился со всей молодежью. Но, в отличие от Ельцина, он вешал. И, в отличие от Ельцина, он ссылал в Сибирь, и не пытался достичь взаимопонимания, и, в отличие от Ельцина, к концу своей жизни он отменил для политических противников суды присяжных, и их опять судили так, как судили до этого, Особым присутствием Сената. Меня-то судили при полном зале и, в конце концов, не засудили. А как судили на «процессе 50-ти» или «193-х»? Это я все про Александра Освободителя, про Александра II. Природный государь, вовсе не демократ, тем не менее, чуть не дал — пусть усеченную, пусть монархическую, — но Конституцию и провел великие реформы. Россия могла стать вровень с европейскими державами. Он дал такой шанс.

Про Ельцина мне все стало понятно в тот самый день, когда он просто выгнал Павла Вощанова за то, что тот некорректно отнесся к его высказыванию относительно Украины. Это ведь очень рано произошло: в 1992 году. Первое, что запомнилось, это то, что Ельцин позволил себе такую фразу: если Украина будет плохо себя вести, мы у нее Крым отберем. Вощанов тогда заявил, что он, будучи пресс-секретарем Ельцина, будет выражать не мнение Ельцина, а свое собственное. Ну, я здесь могу его понять, потому что такое мнение озвучивать я бы тоже не захотела.

Боровой

Я могу рассказать, что произошло с Вощановым в конце концов. Он работал на какой-то малоизвестной радиостанции, пригласил меня и начал мне доказывать, что Гайдар нажился на ограблении народа. Когда я ему начал возражать, просил привести какие-то факты и сказал, что Гайдар беден, как церковная крыса, возразить ему было нечем. Но он какой-то ненормальный стал и в 93-м году поддержал националистов.

Ельцин — это Александр II двадцатого века

Новодворская

Многие от неприязни к Ельцину поддержали этот совсем невозможный вариант. Я все поняла про Ельцина, но, тем не менее, он оставался добрым конституционным монархом, и это как-то грело. Грело сознание, что в Кремле не злобный человек, что в Кремле не чужой человек. Вот здесь, в оценке ельцинской эпохи, мы, конечно, расходимся. Я не думаю, что он нас использовал и выкинул. Я думаю, что он просто искренне не понимал какие-то вещи и не мог их понять. Советское нутро, имперская подоплека. У многих наших друзей, почти у всех, этот имперский душок остался, хотя они никогда не были ни секретарями райкомов, ни даже членами компартии (и президентами, тем более, не были). Это въелось, это ордынская традиция — от нее мало кто в России свободен. Даже кадеты не были от этого свободны, иначе бы Милюков не рассуждал про Босфор и Дарданеллы, которые им якобы позарез были нужны. И кадеты ведь никогда не выдвигали идею отделения Кавказа и освобождения Польши и Финляндии. Эти лозунги у них перехватили бессовестные большевики, которые не дали никакой свободы, но хорошо на этой скрипочке поиграли.

Я считаю, что Ельцин — это был исторический шанс, такой же, как в 60-е годы XIX века. У России было две дороги. Одна — вперед, вторая — назад, в реакцию, в традиционализм. С Александром, кстати, тоже. Эта самая левая молодежь не оценила александровские реформы и стала яростно проповедовать социализм. Но ведь Александр споткнулся на том же, на чем споткнулся Ельцин. Александр прекратил Кавказскую войну и сделал вид, что не замечает чеченцев, которые, в отличие от Шамиля (первого Шамиля), не подписывали никакую капитуляцию. Байсангур заявил, что остается врагом России. Но можно было не поднимать голову и не смотреть туда, в горы, а просто не обращать внимания. Александр не обратил внимания. Но он споткнулся на 63-м годе, он подавлял Польшу. Это было куда большим преступлением в глазах западника, чем подавление Чечни, потому что в чеченцах мало кто разобрался на Западе, все-таки к ним относились с настороженностью: а вдруг фундаменталисты, а вдруг Восток. А поляки были чистые западники. И, кстати, одним из пунктов недовольства студенческой молодежи и народовольцев было именно это — подавление польской весны, подавление восстания 1863 года.