Прощание в Дюнкерке

— Мы и делаем все, чтобы ты не провалился, — говорил Фернандес. — У меня бельгийские паспорта. Мы должны попасть на рейс Брюссель — Копенгаген — Рига, а они только по четным числам…

— Значит, послезавтра, двадцать восьмого?

— Или тридцатого, если замешкаемся в дороге. Нашим я телеграфирую из Брюсселя, в Риге нас встретят. А вы, Лиханов, осторожнее с вашим гимназическим французским, лучше больше помалкивайте, прошу вас.

— По вагонам! — закричал капрал.

Из вагона Дорн видел только руки, протянутые к окнам и дверям, над головами плыли корзины, свертки, мешки…

— Франсуа, там табак и кофе, слышишь, табак и кофе! — громко кричала немолодая женщина.

Старик посадил на плечи маленькую, плачущую от ужаса девочку:

— Смотри, смотри, там твой отец, запомни его лицо, Мари…

— Дедушка, мне холодно…

— Амели, береги себя! — донеслось из открытого окна вагона.

Где-то захрустело стекло, где-то хлопнула железная дверца, резкий гудок паровоза отбросил толпу в сторону.

— Это пятый вагон? — спросил Фернандес у молодого мужчины с промасленным свертком. — Советую держать подальше от себя вашу пулярку, но и наши костюмы не украсят масляные пятна…

— Благодарю, мсье, извините, — ответил мужчина, — не знаю, куда ее девать, увы… Да, пятый вагон, мсье, и, кстати, там еще есть места…

Они устроились у самого тамбура. Нестерпимо несло из клозета, но выбирать не приходилось.

— Где мой любимый лосьон «Цветы Луары»? — усмехнулся Фернандес.

Лиханов присел на жесткую скамью, закрыл глаза и перекрестился.

— Двумя пальцами, двумя, и слева направо, — прошипел Фернандес. — Если вам так важно именно сейчас поблагодарить пресвятую деву…

Дорн улыбнулся. Вряд ли в этой сутолоке кто-то обратил внимание на Лиханова — все заняты собой.

На противоположной скамье сидели два представительных господина, очень похожие друг на друга — очевидно, братья. Третий, совсем юноша, прижал лицо к оконному стеклу и жадно смотрел на уходящие назад парижские улицы. Тоннель окутал вагон мраком, потом на несколько минут опять появилось небо, снова тоннель — и остановка. Эшелон подошел к перрону Восточного вокзала. Дальше остановок не будет. Опять все бросились к дверям и окнам. Но капралы не открыли двери вагонов. На перроне — шеренга национальной гвардии, оркестр, исполняющий «Марсельезу», знамена.

— Так Франция всегда провожала своих солдат, — восторженно прошептал юноша у окна.

Лиханов опустил голову, чтобы не видеть его слез. Вспомнил себя в четырнадцатом году, вот такого же, полного патриотического порыва и желания отдать жизнь во имя защиты Родины. Стало жаль парня.

— И долго мы будем стоять, Серж? — вдруг спросил один из братьев.

«Они, наверное, помнят Марну, — подумал о братьях Лиханов. — Их патриотизм другой. Они выполняют долг, и никаких чувств, кроме горечи разлуки с мирной жизнью и близкими…» Эшелон тронулся, постепенно набирая скорость. За окном замелькали названия пригородных платформ, потом они стали попадаться все реже и реже. К вечеру мимо окон вагона проплыла надпись на фронтоне вокзала в готическом стиле: «Реймс». Старый город французских королей.

«Куда мы отсюда? Очевидно, на Мец. Значит, уходить нужно после Меца, на первой же платформе ждать поезда на Тионвиль, там до люксембургской и бельгийской границы рукой подать. Когда это может быть?» — Фернандес посмотрел на часы.

— Куда вы торопитесь, мсье? — с легкой насмешкой спросил один из братьев. — На войну солдаты прибывают вовремя.

— Так, привычка, — бросил ему Фернандес, — но разве вы солдат? Думаю, вас ждут офицерские погоны.

— Я дорожный инженер. Очевидно, буду командовать саперами. Как и мой брат Серж — он специалист по мостостроению, — представительный господин тяжело вздохнул. — Обычно в это время мы с братом раздумываем, где бы поужинать. Мы живем вдвоем, холостяки. Но провизией запаслись. Я смотрю, вы совсем налегке. Разделите нашу трапезу, не откажите!

— Благодарю, — улыбнулся Фернандес, — командование уверило, что на довольствие…

— Командование слишком во многом нас уверяет, — усмехнулся второй брат, — слишком во многом, чтобы ему верить. Неужели вы верите, что мы сможем отстоять чехов, если все газеты разом твердят, что чехи и словаки, вместе взятые, не стоят одного французского солдата? Кто захочет после этого честно воевать? Однако командование нас уверяет, что эта война будет увеселительной прогулкой. Гитлер свернется в клубок, окруженный четырьмя армиями, и больше не высунет носа из Берлина, Мюнхена или где он там сидит. Но все это пропаганда, — он замолк и снял с полки увесистый саквояж, закрыться которому мешало длинное горлышко бутылки. — Юноша… — окликнул соседа по лавке. — За окном вы не увидите уже даже звезд.

Фернандес, Лиханов и Дорн от вина отказались. Они знали, что их ждет ночью — только не сон под перестук вагонных колес.

Поезд подошел к Мецу в три часа ночи.

Когда редкие ночные огни города совсем потерялись из виду, Фернандес поднялся, разминая затекшие ноги, — он притворялся спящим на плече у Лиханова.