Прощаться не будем!

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству. Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».

Закончив чтение, я обернулся лицом к руководству, положил текст на стол и тут же вернулся в строй. После проведенного столь важного армейского ритуала, мы снова замерли в одной шеренге.

К нашему курсу подошёл профессор Акимушкин, тот самый профессор с кафедры анатомии, которому я сдавал переводной экзамен.

— Дорогие мои, ребята! — говорил он, с горечью, — Вы самые молодые из тех, кого мы отправляем на фронт. Громких слов говорить не буду, скажу проще, постарайтесь выжить! Мы дали вам те знания, которые должны пригодиться на поле боя, ради спасения жизни наших солдат, которые сейчас там проливают кровь. Сейчас к вам подойдет комиссар Збруев, он выдаст каждому предписание в части. (после страшного минутного молчания) Ну, вот вроде бы и все… Удачи вам, сынки!!!

Через несколько мгновений подошёл комиссар и разделил нас повзводно. Нашу группу, в которой я учился, определили во второй взвод. Все остальные соответственно по нумерациям. После разделения, комиссар держал списки в руках и доносил до нас назначение в части. Второму взводу, было предписано на Западный фронт в расположение тринадцатой армии, второго стрелкового корпуса, сотой стрелковой дивизии. Профессор Акимушкин, находясь рядом, после того как услышал, куда нас отправляют, безнадежно покачал головой и с уст его безмолвно сорвалась матершина. Посмотрев на его лицо, я сразу понял, что едем мы в самое пекло.

После получения предписания, нас выстроили в колонну потри, и несмотря на проливной дождь, вдруг позади нас заиграл оркестр. Под песню «Священная война», мы маршировали до ж/д вокзала. Музыканты играли с таким энтузиазмом и напором, что казалось эту композицию знаменитого Александрова, слышал весь Саратов. Проходя по главной саратовской улице, мы с Демьяном наблюдали за смотрящими и плачущими людьми, которые стояли на обочинах и тротуарах, махая нам платками. Я следовал на вокзал в составе второго взвода, в третьем ряду в голове колонны. Из нашей группы, командиром взвода, был назначен сержант Колобанов. Этот еще вчерашний студент, который учился на одни пятерки, и которого было трудно оторвать от книжек, занимал эту ответственную должность. Командирских качеств у него не было, но он обладал неиссякаемым чувством занудства и озабоченности по данному делу, которые помогали ему при сдаче зачетов и экзаменов. В наших кругах он был не особо замечен, а сейчас, после того как его назначили на должность, мы стали его слушаться. Прибыв на вокзал, начальник поезда Иванов и комиссар Збруев, дали нам десять минут на прощание с родными.

Команда: «Разойтись!» и наш строй рассыпался как пчелиный рой к своим семьям. Толкаясь с кучно стоящими людьми, я искал свою любимую. Вдруг сзади, словно из неоткуда запрыгнула на меня Ксения, сбив с головы пилотку. Её сладкие от помады губы тут же страстно окутали мои. Она прижалась ко мне так крепко, что я почувствовал хруст своих костей.

— Я думал ты не придешь!