Наверное, нужно было пожаловаться, сказать, что я не хочу жить в этом районе, и настоять на переводе в другую школу. Но не хотелось усложнять жизнь дома, не хотелось еще больше печалить маму — она и без того не знала радостей. Или папу. Я притворялась, скрывала тот факт, что у меня нет подруг, что я ни с кем не общаюсь. Делала вид, что всё в порядке, выдумывала, лгала, делала все, чтобы не объяснять, почему моя жизнь так отличается от жизни других девочек… Например, говорила, что меня пригласили на вечеринку ребята из моего класса, и выходила из дома с какими-то свертками, которые выбрасывала в мусорное ведро, едва отойдя от дома. Потом качалась на качелях на детской площадке за нашим кварталом и возвращалась домой. Если шел дождь или снег, ждала на автобусной остановке, боясь, что меня заметит кто-нибудь из школы. Каждый раз, видя приближающийся автобус, уходила, чтобы он не останавливался.
Только один раз я пригласила других детей на свой день рождения. В тот год все и началось. Никто не пришел. Я солгала, объяснив, что забыла раздать приглашения. Потом сказала, что не хочу проводить его в следующие выходные, потому что большинство девушек будут на гандбольном матче, так что в этом нет смысла. На следующий год сослалась на грипп — мол, все болеют. После этого мама, наверное, решила, что я не хочу никого приглашать, потому что забочусь о ней. К тому времени ее здоровье сильно ухудшилось и она уже не могла заниматься выпечкой.
Я пыталась ходить на мероприятия со своим классом. Это было ужасно. Надо мной издевались, меня унижали, но всегда так, чтобы взрослые ничего не заметили. Учительница считала меня замкнутой и скрытной. Она ни разу не спросила, всё ли в порядке. Даже когда мои оценки пошли вниз и я сдавала домашнее задание с опозданием, оформленное кое-как. Если б она спросила, в чем дело, я объяснила бы, что мои работы всегда крадут. (Иногда их возвращали — подкладывали в сумку расписанные красными каракулями, с обидными кличками, нацарапанными поверх упражнений, которые я так старательно выполняла.)
Думаю, учительница знала о маминой болезни и полагала, что я не могу сосредоточиться из-за нее. Или, что хуже, ей просто было все равно. Я была замкнутая; никогда не говорила ни слова, пока меня не спрашивали. Другие дети обычно оживлялись, когда она была рядом. Подлизывались, улыбались, в рот смотрели…