Прощение

– Мама, каждый человек несет свой груз, – ответила я, ощущая, как голову мне сжимает, словно железным обручем. Я решила, наконец, рассказать маме о своих кошмарах. – Только прошлой ночью мне снился сон. Тот самый день. Но судьба дает мне шанс спасти Беки и Рута. Скотт Эрли приходит в наш двор, он дрожит, пересекая лужайку. Я бросаю ему старое пальто, которое мы храним в конюшне. Затем наставляю на него папино ружье. Хотя во всех предыдущих снах я стреляла в него, на этот раз я просто держу его на «мушке» до прибытия шерифа. Девочки плачут, они очень напуганы и все время говорят: «Кто он такой, Ронни?», «Нам страшно, Ронни». Все заканчивается хорошо – я спасаю их, они целы и невредимы. Он просит прощения, и я испытываю огромное облегчение, а потом я просыпаюсь. И вспоминаю, что они мертвы. А ты собираешься сказать Скотту Эрли, что готова примириться с ним. Мама села, держа на руках Рейфа.

– Я просмотрела все, что касается посттравматического синдрома, в Интернете, – продолжала я, и мама кивнула. – О том, когда лишаешься сна, потому что боишься снова и снова переживать эти события. Я верю в то, что, если попробую проанализировать свои воспоминания, мне удастся избежать психотерапии или приема лекарств. Я думала и о том, что время лечит. Оказалось, это не так. Ваше решение перечеркивает все, что я сделала, чтобы преодолеть себя и начать жить заново. Теперь все кажется мне каким-то перевернутым, извращенным. Но это не ваша вина. Делайте то, что поможет вам найти силы, потому что жизнь не кончается. Я вижу только его вину.

– Но что, если можно обрести силы только так, как предложил твой папа? – спросила мама. – Он не готов был к прощению, и ты это знаешь не хуже меня. Он молился, удалялся от мира, искал выход. Он получил откровение. Мы сможем возродиться вновь, если простим его. Я не хотела, чтобы это прозвучало как торжественная речь.

– Я не могу простить его.

– Ронни, ты сможешь.

– Нет, не сейчас. Возможно, после смерти.

– Он старается.

– И это говоришь ты! Я плевать хотела, как он живет. Мама, мне плевать, как у него идут дела, каково состояние его здоровья и прочее. Мама, в этом и заключается разница между мной и тобой. Мне плевать, может ли он вернуться к нормальной жизни, если будет принимать лекарства. Ни одно лекарство не вернет мне Беки и Рути. Не вернет меня – какой я была до этого. Мое сердце наполовину мертво, мама! А ты даже не заметила, что это произошло. Ты провела два года во сне!

То, что я говорила, очевидно, привело в замешательство нас обеих.

Я не ругалась, но я кричала. Это было даже хуже, чем у Селлииджера в его «Над пропастью во ржи»: там парень, хороший парень, все время ругается, потому что ощущает свою никчемность. Он постоянно кричит, чтобы скрыть, насколько ему не безразлично все. Я ощущала себя так же, как он, разве что малыши не падали с утеса, спасаясь от убийцы. Какая же я была глупая, когда верила, что смогу противостоять праведности родителей и тому проклятию, которое наложил на меня Скотт Эрли.

Так или иначе, но мама медленно поднялась, придерживая живот. В ее лице я не заметила ни растерянности, ни желания получить сочувствие.

Она не отказалась от своего решения.

Она лишь оставила меня в покое, пока не пришел день примирения.

Поздним утром мама поднялась в мою комнату. Я пряталась там с самого раннего часа. Она присела на кровать. Я начала выкладывать карандаши в ряд на столе, как солдатиков. Чтобы хоть как-то отвлечься. Я проснулась с криком, терзаемая очередным кошмаром, но притворялась, что все нормально. Однако возвращалась к одной и той же картине: я даю Рейфу йогурт и зерновые кольца, а затем мои родители идут на встречу со Скоттом Эрли. Чтобы простить его. Моя команда «Леди Драконы» сейчас играла в четвертьфинале в Солт-Лейке, и если бы я сохранила голову на плечах, то могла бы быть с ними, а мои родители отправляются на встречу с убийцей моих сестер, чтобы проверить, насколько бесконечно милосердие, насколько любезными они могут быть по отношению к нему.

Мама накрыла мою ладонь своей, чтобы я прекратила бессмысленное занятие.

Она сказала:

– Я принимаю твой взгляд на все, что происходит, Ронни. Жизнь часто бывает несправедлива. Я не имею в виду ситуацию («Ой, как несправедливо!»), когда ты потерял работу, хотя все делал правильно. Ты бунтуешь, и это нормально. Будь я в твоем возрасте, я испытывала бы похожие чувства. Вероятно, мне было бы лучше настоять на своем, чтобы ты проявила послушание, но я не стану заставлять тебя силой.

Мама схватила Рейфа, вбежавшего в комнату с улыбкой эльфа. Его темные волосы торчали в разные стороны, и в другой ситуации я бы посмеялась. Он напоминал маленькую птичку. Мама все еще относилась к нему как к младенцу, и ее трудно было винить за это. Она все еще убаюкивала его каждый вечер.

– Ай, дракон! – воскликнул Рейф.

– Ай, динозаврик! – ответила ему я.

– Ронни Дракон, не плачь, – сказал он.

– Я не плачу, Рейфозаврик.

Но я плакала. Не от печали или грусти. Я плакала от ярости. Я была измучена. У меня не было сил ни думать, ни верить.