Прощение. Как примириться с собой и другими

Работа оплакивания, совершаемая в церковной молитве и семейной памяти, позволяет примирить в нашей собственной жизни тех предков, которые, возможно, были врагами друг другу. Тем самым мы освобождаемся от гнета вины и ненависти, открываем путь к примирению и исцелению памяти, к самоуважению и надежде на лучшее будущее.

Прощение и обещание

Смысл исторической памяти и прощения прошлого раскрывается в отношении к настоящему и будущему. Мое самоощущение, мое положение в мире неотделимо от того, как я отношусь к прошлому: своей семье, роду, истории своего сообщества и народа. Мы уже говорили о том, к каким искажениям личности человека ведет неправое переживание истории, переход в крайности триумфализма и критицизма, равнодушия и непримиримости. Напротив, работа знания и оплакивания помогает нам выстроить верные отношения с историческим прошлым.

Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро —
А за грехи, за темные деянья,
Спасителя смиренно умоляют.

Так пушкинский летописец отец Пимен в «Борисе Годунове» определяет достойное отношение к истории: знать о судьбе родной земли необходимо для того, чтобы благодарно поминать труды и добрые дела предков и в то же время смиренно молиться Спасителю о прощении их грехов и темных деяний.

Объемное и уравновешенное видение прошлого позволяет принимать историю в ее правде, не заниматься приукрашиванием и мифотворчеством и не отвергать тотально то, что было сделано предыдущими поколениями, но различать свет и тьму, нравственно ответственно относиться к разным сторонам исторической реальности. Двигаясь этим путем, мы сможем воспитать людей, способных строить справедливое общество.

Нередко христиане устраняются от социальной ответственности. Нам приходилось слышать от уважаемых людей, что христиане и мирские люди не должны смешиваться, как не соединяются вода и масло. В этом случае мы предоставляем порочному миру возможность идти своим гибельным путем и создаем собственное замкнутое пространство. Но совместимо ли это обособление с любовью Божьей к миру, которая столь велика, что Он отдает Сына Своего Единородного за жизнь мира?

Гораздо более убедительной и верной духу Евангелия представляется другая метафора, услышанная нами от протоиерея Льва Большакова[63]. Однажды в разговоре, посвященном переживанию исторического прошлого, он сравнил христиан с живыми клетками, которые начинают расти внутри раны. Здоровые клеточки малы, поначалу их и вовсе не видно, но именно таким путем, постепенно наращивая, восстанавливая живую ткань, организм исцеляет свои раны. Нам кажется убедительным и красивым этот образ нового, которое прорастает внутри старого, не противопоставляя себя ему, но и не смешиваясь с ним. Прощение и примирение мало-помалу начинаются в гуще жизни, в измерении нашей личной свободы и ответственности. Они, «не будучи проявлением покорности господствующему порядку, <…> создают оазис нового Божьего мира в пустыне старого, делая возможным преображение последнего»[64].