Прощение славянки

Поремский сам внимательно выслушал патологоанатома (этот момент не показался ему пустяковым) и все досконально пересказал Меркулову. Что же такое происходило со Смоляковым перед смертью, что лицо его выглядело так, как выглядело? Меркулов сразу заявил, что это – ключ к разгадке убийства сотрудника Волжского УФСБ.

– Женщина? – сказал Поремский.

– Вот и узнай.

В результате старшему оперу МВД Яковлеву пришлось поездить. В поезде Москва – Волжск он не нашел ни одного свидетеля контактов пассажира Смолякова с другими пассажирами. Согласно билетам и сведениям из железнодорожной компьютерной системы с ним в купе (вагон был спальный) ехал еще один пассажир – некто Алина Сорокина. Кроме того, в вагоне-ресторане остался оплаченный Смоляковым счет на ужин двух человек. Два салата, мясо по-французски, красное вино без названия. Но ни обслуживающий персонал в вагоне-ресторане, ни проводники эту самую Сорокину Алину Сергеевну не помнили вообще, хотя на представительного молодого мужчину некоторые дамы внимание обратили и по фотографии Смолякова опознали.

Имела ли Сорокина какое-то отношение к гибели Смолякова? Это было не исключено, учитывая, что его застрелили в женском туалете.

На станции Смоляковка Яковлев за полдня допросил семь человек. Трое были из числа железнодорожников, остальные – торговцы, делающие свой бизнес на остановках больших поездов. Две торговки запомнили парочку, прогуливавшуюся по перрону, – мужчину в шортах и женщину в черных очках. По их словам, женщина была молодая, не старше сорока. Или сорока пяти. Или пятидесяти. Она ела пирожки и нахваливала. Ну просто буквально все перепробовала! Что и неудивительно, потому что, если чем Смоляковка и знаменита – это пирожками! А вот мужчина ничего не ел, зато пил пиво и курил.

Куда они потом делись – сели в поезд или ушли в здание вокзала, никто внимания не обратил.

Когда поезд пришел в Москву, на Ярославский вокзал, и проводник обнаружил, что в купе пусто, а вещи лежат, он сообщил бригадиру поезда, и тот вызвал транспортную милицию. Милиция, в свою очередь, подключила саперов, потому что все решили, что там может быть бомба. Бомбы, однако, никакой не нашли, документов тоже. В купе было две сумки, принадлежавшие явно разным пассажирам. Одна, поменьше, спортивного типа, в ней лежали мужские вещи – джинсы, две рубашки, две смены белья, умывальные и бритвенные принадлежности. Вторая, побольше, делового типа, оказалась почти пустой – несколько волжских газет. Кроме того, в купе остался черный женский брючный костюм с торговой маркой «Хьюго Босс» сорок четвертого размера и туфли – тридцать седьмого. Но костюм мистическим образом исчез, хотя значился еще в самых первых бумагах, оформленных следователем транспортной прокуратуры Купцовым. Найти костюм Яковлев не смог. А жаль! Было бы очень неплохо отправить его на экспертизу, мало ли какие следы человеческого тела можно обнаружить при современных-то возможностях криминальной экспертизы.

Железнодорожники якобы к вещам не прикасались. После того как вагон от состава отцепили, отогнали на запасной путь и купе опечатали, костюм замылили. Следователь Купцов клялся, что отправил его вместе со всеми остальными вещами в криминалистическую лабораторию и имел на то свидетелей. Криминалисты из лаборатории подтверждали, что две сумки с барахлом и газетами получили, костюм – тоже, но почти сразу его забрал оперативник Волжского отдела уголовного розыска Капустин. Экспертиза проведена не была. Капустин находился под следствием, был уже переведен из Волжска в Москву и все отрицал. В общем, так или иначе, костюм растворился в атмосфере.

Совместными уже усилиями Поремский и Яковлев установили, что в общей сложности в Москве и в Волжске проживает семнадцать человек (тринадцать в Москве, четыре в Волжске) по имени Алина Сорокина, и теперь Яковлев, подключив к делу целую группу оперативников, выяснял, где были эти женщины в момент убийства. Впрочем, Поремский полагал, что если попутчица Смолякова – профессиональный киллер, то имя это – липовое…

Все эти сведения Меркулов поздно вечером отправил Турецкому по электронной почте – во второй день пребывания его в Волжске.

В специальном помещении СИЗО Матросская Тишина Гордеев ждал своего подзащитного.

В комнату ввели высокого худого мужчину. У него были заурядные черты лица и синева под глазами. Это и был арестованный опер Капустин.

– Я принес вам сигареты, Андрей Леонидович, – сказал Гордеев.

Капустин посмотрел на него вопросительно.

– Я ваш адвокат, Юрий Петрович Гордеев. Капустин кивнул и сел, не дожидаясь приглашения. Конвоир вышел и запер их снаружи.

– Спасибо, – сказал Капустин, – но я решил использовать свободное время для того, чтобы бросить курить.

– Что ж, тюрьма подходящее для этого место, – кивнул адвокат. – У меня были клиенты, которым это удалось именно в таких обстоятельствах. Наверно, вы поступаете правильно.