Прошедшая сквозь небеса

– Вот именно поэтому, – Джордж ткнул в кнопку блокировки шлюза, и тяжёлый люк, помедлив, пополз вбок, открывая проход из обитаемой части корабля в технические отсеки. Дина встретилась с наставником глазами. Ни тени смеха. – Вот именно поэтому, Диночка. Понимаешь, сейчас эйфория весьма нежелательна. Ну вот он и гасит её на корню… как умеет, казарменным способом…

– Но зачем же гипер держать в ждущем режиме? Можно подумать, мы прибыли сюда через бездну, чтобы немедленно сигануть обратно…

На сей раз наставник ответил не сразу.

– Конечно, с этой точки зрения ты права, девочка моя. Но вот какое дело… Глизе пятьсот восемьдесят один, это не Росс, не Лаланд и не звезда Барнарда. Это обитаемый мир. Так что…

…

Ему опять снился этот сон.

Он стоял на краю высокой скалы, и мир расстилался перед ним, как невообразимо гигантский рисунок. Поля, перелески и рощицы тянулись так далеко, насколько хватало взгляда. Где-то там, в невероятной дали, в сизой дымке, скрадывавшей горизонт, то и дело полыхали зарницы. Небо над головой, белёсое и плотное, как и положено быть Скорлупе Мироздания, отсюда, с вершины, казалось особенно низким. И прямо в лицо ему смотрело Око, пристально и немигающе. Всё как всегда…

Надо решаться.

Он широко раскинул руки и шагнул вперёд. Ветер, словно бы ожидавший этого момента, подхватил его лёгкое, невесомое тело и понёс, всё дальше и дальше, всё выше и выше… Он поднимался к небесной тверди, оставляя внизу твердь земную, и всё прожитое-нажитое там, внизу, казалось теперь таким ничтожным…

И вновь, как всегда в этом сне, никакой небесной тверди не оказалось. Казавшаяся снизу такой плотной и несокрушимой Скорлупа таяла, рассасывалась, словно туман в Стране Дождя, куда однажды занесла его судьба. Ещё миг, и вместо белёсого свода раскинулась чёрная бездна, густо усеянная огоньками, точь-в-точь россыпь самоцветов на столе придворного ювелира.

"Я лечу…"

"Тебе нельзя летать" – ввинчивается в мозг холодный чужой голос, отдающий металлом.

"Я лечу!"

"Ты не можешь летать!" – Око смотрит свирепо, в глубине его набухают огненные прожилки – явный признак назревающего гнева.

"Я уже лечу!"

"Тебе незачем летать! Тебе некуда лететь! Нет ничего, кроме Яйца Мироздания!"

"Я всё равно улечу!"

"Ты рождён здесь и здесь умрёшь, червь!"

Наскучив увещевать ничтожного смертного, Око Бога вспыхивает яростью, выбрасывая пламенеющую петлю протуберанца, и она тянется, тянется, чтобы спалить заживо. От гнева Ока можно легко укрыться там, внизу… но земная твердь далеко, и нет спасения. Лицо обжигает огнём. Какая боль…

Он с размаху хлопнул себя по лицу пятернёй и сел, таращась спросонья. Сон рассыпался на куски, сгинул, оставив после себя лишь медленно тающие в поле зрения цветные пятна – зелёные, красные, жёлтые, коричневые… Ну надо же, опять этот сон. Какой сон…

Джанго глянул на ладонь, где ещё корчилась в предсмертных муках расплющенная бабочка-кровососка. Пощупал место укуса – резкая боль уже сменилась онемением. Надо же, пробралась… опять в сетке где-нибудь прореха. Вообще-то для взрослого рахана укус одной кровососки не опасен, деревенские лекари используют этих тварей в качестве местного обезболивающего… и даже ребёнок легко выдержит пару десятков укусов – эти твари в одиночку могут парализовать лишь мелких грызунов… Но всё равно очень неприятно. Ладно, пожалуй, пора вставать. Как-никак он жрец, и у него масса дел в Храме.

Он протянул руку к большому бронзовому гонгу, висевшему у изголовья постели на проволоке, тянущейся к потолку, и резко ударил костяшками пальцев по гладко отполированному металлу. Гонг отозвался басовитым гулом.

– С пробуждением, о мой господин! – пожилой слуга, возникший на пороге, отвесил учтивый поклон. – Был ли спокоен и сладок твой сон?

– Сладок… гм… – жрец продемонстрировал слуге раздавленную бабочку. – Опять где-то дыра. Проверь все сетки, Хокум.

– Да, мой господин! – вновь поклонился старый слуга.

– Привет, Динуля! Как идёт процесс?

В люке посадочной капсулы торчала жизнерадостная физиономия древнерусского-былинного, могучего и голубоглазого добра молодца, обрамлённая пшеничного цвета кудрями. Бортинженер Станислав Жерарович Курбанов собственной персоной, просьба любить и жаловать.

– Привет, Стасик, – улыбнулась Дина, откидывая со лба непослушную прядку волос. – Выполняю регламент, согласно повелению капитана.

– Регламент, это дело святое. Да-да, я уже прослышал о грубом и беспардонном насилии, учинённом над безответной девушкой нашим капитаном. Однако, как ни крути, а прыжок мы прошли нормально. Так что есть повод отметить. Явка в каюте у дядюшки Джо.

– Мне ещё полчаса минимум тут ковыряться.

– А не принципиально. Не спеши, как закончишь…

– Кэп не пристрелит нас из бластера?

– Положим, не такой уж он зверь, наш Влад Иосич. Волна эйфории сбита, народ сосредоточенно работает – зачем лишний террор? Сам подтянется на огонёк.

– Замётано, – вновь улыбнулась девушка.

– Ну и ладушки. Ждём!